Он что, на самом деле ничегошеньки не понимает?
Я даже заподозрила, что он меня испытывает.
Он вправду не в состоянии понять, почему Мудрая волчица из Йойтсу ненавидит пастушку?
Волк – зверь, который охотится на овец; пастух – человек, который защищает беспомощных овец. В нашем случае – кто волк, кто пастух и кто овечка? Если рассуждать таким образом, совершенно нетрудно будет понять, почему я расстроена.
Я не ненавижу пастухов; я просто не нахожу себе места, когда вижу пастуха, стерегущего овец.
И беспокойные мысли. Мысли о том, все ли время овцы будут при пастухе. Мысли о том, ответят ли овцы на призыв пастушьего рожка. Мысли о том, подадутся ли глупые, безмозглые, никчемные овцы на улыбку такого теплого, понятного пастуха, чтобы никогда уже не вернуться назад.
Думая обо всем этом, я вздохнула.
Мой спутник по-прежнему стоял как истукан, с растерянным лицом. Сейчас он сам походил на жалкого, безмозглого барана.
Сцена, когда он баловал меня, кормя кашей с ложки, как будто осталась в далеком-далеком прошлом.
Мой сон почти воплотился в явь.
Я освободилась из своей клетки; я могу позволить себе заниматься тем, что мне нравится, и это не приведет к ненужному вниманию окружающих; и я могу капризничать сколько захочу, никого не обижая при этом.
Поэтому мне хотелось попробовать все, будь то слова или шалости. Мне хотелось узнать, что это такое – дурачиться, точно избалованное дитя.
Но меня подвела моя собственная природная глупость.
В конце концов, когда компания пьет всю ночь, оставшиеся в сознании ответственны за тех, кто напился до беспамятства.
– Эй, послушай.
Из-за усталости, накопившейся у меня в сердце, голос мой тоже звучал устало.
Наконец-то я поняла, что капризничать, как невинное и беззаботное дитя, тоже непросто.
Должно быть, просить волчицу стать овечкой было невозможно изначально.
Видимо, мой спутник думал обо мне как о загадочной волчице в овечьей шкуре; но это не моя вина.
Даже если бы я взаправду обратилась в овечку, вовсе необязательно было бы оставаться овечкой всегда; это, по правде сказать, из-за моего спутника, который сам слишком уж походил на барана.
Если бы мы оба стали безмозглыми овцами, все закончилось бы лишь тем, что мы бы вдвоем свалились с какой-нибудь скалы.
Раз так, кто-то один должен был принять свой изначальный облик, чтобы вести другого.
– Это моя вина.
Хотя в моем голосе остались следы злости, мой спутник сразу впал в оцепенение.
– Однако для любви и ненависти причины не нужны. Помнится, я это уже говорила.
Как бы сильно он ни старался сделать вид, что понимает мои чувства, вряд ли он полностью осознал все значение того, что я только что сказала.
Увы, хоть я и могла разрешить ему гладить меня по голове, дозволять ему ухаживать за моим хвостом было еще рано.
Да и настанет ли вообще такой день – тоже вопрос. Размышляя об этом, я устало глядела на своего спутника.
– И еще, ты…
При этих словах он весь обратился во внимание.
Сперва я собиралась позволить ему погладить меня по голове, но мое тело самовольно отдернулось.
– Поставь посуду на место и поскорей возвращайся, – и я улыбнулась во весь рот.
Он явно был удивлен тем, насколько быстро у меня сменилось настроение, но тотчас подыграл – возможно, он все-таки был не так уж и туп.
– Конечно, понимаю. Ведь здесь чересчур тихо.
Всего лишь нашел подходящий ответ, а уже выглядит таким счастливым. Все-таки простофиля остается простофилей.
Это было ясно, как белый день: мой спутник – невероятный дурень.
Разумеется, моих мыслей он не знал, но явно расслабился – решив, видимо, что удачно выпутался.
– Ну, я пошел тогда. Попить что-нибудь принести?
Хотя я слишком устала, чтобы хотя бы вздохнуть, все же я была признательна ему за добросовестность.
Значит, надо его похвалить.
– То разбавленное вино, которое ты сделал, было ничего. Кроме того, я хочу побыстрее выздороветь.
Он явно был счастлив, его лицо осветилось искренней улыбкой.
– Тогда подожди немного.
Радостно произнеся эти слова, он вышел из комнаты.
Какой же безмозглый болван; но если так, то умнее ли сама Хоро, которая все время вертится рядом с ним?
Мирное, тихое время.
Я прекрасно сознавала, насколько оно бесценно.
Потому-то я должна ухватить, медленно впитать, насладиться этим временем.
Правда, оставалась одна причина для тревоги.
Я медленно влезла обратно под одеяло; моя мысль работала сейчас совсем по-человечески.
Читать дальше