Стальные крылья

- «И когда же венценосная правительница почтит меня своим животворным присутствием?».

- «Завтра утром» - буркнула медсестра, выходя из палаты, оставляя шутку неоцененной. А жаль…

Перед тем, как вновь залезть в постель, я еще раз повертелся перед зеркалом. Грива, раньше заплетенная в десятки черных и белых косичек, теперь была наполовину распущена, свисая засаленными неопрятными прядями. «Надо будет узнать, как они тут копытами волосы расчесывают» - подумал я, снова проваливаясь в сон.

Проснулся я поздно, когда за окном, освещаемая краешком восходящей луны, царствовала зимняя ночь. Поразительно, сколько света исходило от ночного светила, своими размерами нисколько не уступавшему солнцу. Я долго лежал, нежась поперек теплой постели и без всякой цели рассматривая узорчатый зеленый потолок, большие желтые плафоны люстр, больничные кровати с гипертрофированными спинками из ДСП, словно сбежавшие с плакатов одной шведской компании. По счастью, они пустовали, и никто не запрещал мне тихо наслаждаться тишиной в полном одиночестве. Такое состояние не было для меня чем-то необычным – каждый раз, просыпаясь под вечер после бессонного суточного дежурства, я хотел только одного – что бы меня оставили в покое. Что бы никто не лез со своими охренительно важными проблемами, что бы не было слышно человеческой речи – только я и тишина. Хотя бы на время. Я знал, что подобные чувства испытывает большая часть моих коллег, поэтому не особенно волновался по поводу этих мелких приступов социопатии, считая их неким компенсаторным механизмом собственной психики. «Вот и домечтался!» - подумал я, почувствовав, что где-то по бокам, под одеялом, тихо пошевелилась моя новая пара конечностей. Они вновь располагались на моем законном месте – на подушке и в ногах кровати, оставляя меня валяться строго поперек койки. Я даже заподозрил в этом особо циничную шутку медперсонала, но вспомнив ошарашенную мордочку белой пони, отбросил эту идею. «Ладно, спишем на происки демонических энергий, пронзающих этот мир, и бороздящих… бороздящих… *зевок*… большой театр…

Хоть лежать под одеялом и было крайне приятственно и кейфово [12] Распространенные в 18-19 веках слова. Кейф - приятное безделье и отдых. Приятственно - приятно. Желающие приобщится – курить классику, начиная с Ломоносова. , но мой живот придерживался крайне консервативной политики, предпочитая получать пищу если не по часам, то хотя бы раз в сутки. Поэтому, стряхнув сонную дремоту, я выволокся из своего теплого гнездышка в поисках, чего бы можно было бы сожрать. В палате ничего съедобного не обнаружилось, и мне пришлось отправляться в поход по больнице. Я твердо постановил себе на обратном пути прихватизировать еще пару одеял и подушек, что бы сдвинуть вместе пару коек и тогда уже наверняка показать этим гипертрофированным отросткам на моих боках, как надо спать.

Но долго размышлять о еде мне не пришлось. Выйдя в коридор, я почувствовал тонкий, но узнаваемый запах, волнами проходящий по коридору. Сладковато-кислый, тошнотворный, это был запах гниющей плоти. Он исходил откуда-то издалека, накатываясь неожиданно, волнами, и сопровождался странным, очень странным звуком, от которого по моей спине начинали бегать табуны мурашек. Шуршание и чавканье влажного песка приходили мне в голову каждый раз, когда очередная волна вони докатывалась до меня. «Подозрительно. У них там что, лепрозорий [13] Лепрозорий – лечебное учреждение для больных проказой. Желающим испортить себе аппетит – яндекс в помощь. на ночь не закрыли, что ли?». Собравшись с духом, я двинулся в путь по спящей больнице. Очередной полутемный коридор огибал все здание, заканчиваясь небольшой приоткрытой дверью, из-за которой и исходило разбудившее меня зловоние. Прислушавшись, я услышал странные шуршащие звуки, а затем – тихий, на грани слышимости, стон. И именно этот стон заставил меня забыть любую осторожность, и вновь, как и в прошлой жизни, толкнуть очередную дверь.

Задержав дыхание, словно пловец перед входом в воду, я вошел в полутемную палату. Небольшая комната была скудно освещена слабым светом ночника, стоявшего на тумбочке в изголовье установленной в углу больничной кровати. Я охватил взглядом всю комнату в попытке понять, где же находится источник столь странных звуков и запаха, как вдруг, я услышал негромкое, отчаянное *буэ-э-э-э*, раздавшиеся с прячущейся в тенях кровати. Пошевелившиеся тени обозначили неявную фигуру, лежавшую на койке. Она вновь издала протяжный рвотный звук и затихла, вновь издав тихое пересыпчатое шуршание. «Это странно. Как я мог услышать его в своей палате?». Двинувшись вперед, я твердо решил подойти поближе…