Стальные крылья

- «Интересно» - хмыкнул однажды Дед – «А ведь ты совершенно не устаешь, подолгу болтаясь там, над фургоном. Многие пегасы способны парить. И быстро преодолевать большие расстояния. Но после этого им приходиться долго отдыхать. Они отъедаются и отсыпаются по полдня, если не больше. А вот тебе – хоть бы что!».

- «Это наводит меня на подозрение, что мы можем избавиться от этой веревки?»

- «Да, пора бы. Ты уже не маленький жеребенок. На шлейку возле тучки не посадишь» - Дед опять хитро сощурился и рывком отвязал надоевший мне ограничитель свободы – «А ну-ка, давай во-он к тому облаку! Сегодня будешь спать на нем!».

Сказать, что я удивился – это не сказать ничего. Спать на облаке? Что-то маячило в памяти, размытые образы про пегасов, облака, погоду… Ну что ж, попробуем! Взмахнув крыльями, я оторвался от земли и не спеша направился к ближайшему попутному облаку. Облетев пару раз плотный, как вата, ком, я с разлету плюхнулся на него. Вернее было бы сказать, попытался плюхнуться – вместо пружинящей ваты я попал в холодный кисель, который радостно расступился под моими копытами, и я кубарем полетел вниз, оглашая округу испуганным воплем. Когда небо и земля перестали вращаться у меня перед глазами, я еще долго отказывался спускаться с крыши фургона, дуясь на хитрого Деда. Словно он и не знал, что осенние облака холодны, насыщены водой и плохо держат на себе даже пегасов! Помирившая нас с помощью блинчиков Бабуля еще долго ворчала на ухмыляющегося Деда, весело подтрунивающего над моими «кувырками с облака».

В таких незатейливых походных развлечениях прошли недели. Тренировки Деда не прошли даром – я уже легко рассекал воздух, проносясь мимо неторопливо движущегося фургона вперед и назад, облетая проползающие мимо облака и даже пытаясь подталкивать их одно к другому. Хотя это выходило у меня из копыт вон плохо – длинные крылья разрезали облачную массу как нож, но это совсем меня не задевало. Я даже помогал Деду тащить нелегкий фургон, впрягаясь вместо него и, неожиданно для себя, именно так я и узнал смысл своей кьютимарки.

Эти рисунки на крупах пони не слишком занимали мое воображение – подумаешь, тату на заднице! В моей практике частенько встречались пациенты, разрисованные по последнему писку тюремной моды, поэтому я быстро перестал замечать Бабулину деревянную трубку и копье Деда. А уж свою задницу мне вообще не приходилось разглядывать – в фургоне не было зеркала, а налетавшись за день, я частенько засыпал прямо на крыше нашего домика на колесах, пока Бабуля, поднявшись по лесенке, не будила меня ласковым поглаживанием по крылу.

Однажды утром я решил заменить начавшего покашливать Деда и, пристегнув к ремням на боках длинные веревочные постромки, ведущие к передней оси фургона, впрягся вместо него. Выбрав слабину двумя шагами вперед, я взмахнул крыльями и поднялся над фургоном. Я ожидал наваливающейся на ремни тяжести и поскрипывания колес за моей спиной, но вместо этого я почувствовал резкий рывок, едва не шлепнувший меня об землю, а затем – странную легкость во всем теле. Ремни упряжи впились в тело, словно на них болтался весь наш домик, а откуда-то снизу послышались испуганные вскрики стариков. Взглянув вниз, я обомлел – подо мной, покачиваясь, висел фургон, нелепо задрав переднюю ось, за которую и были пристегнуты постромки. Из окошек домика доносились голоса – испуганное причитание Бабули и грозный рык Деда, обещавшего обрушить гнев богини на хулиганов, переворачивающих дома приличных пони. Обалдело глядя вниз, я нервно хихикал, пытаясь сообразить, как мне поставить фургончик на место.

- «А ну опусти дом на землю, хулиганка!» - грозно прохрипел высунувшийся из окошка Дед. На его голове красовалась большая кастрюля, из-под которой грозно топорщились усы – «Слышишь? Спускайся немедленно!». Зрелище было настолько комичным, что я не выдержал и начал хохотать во весь голос, размазывая слезы по щекам. От моего смеха фургончик стал подпрыгивать, каждый раз издавая звон, как свинка-копилка.

- «А вот счаз я тебя ремешком-то!» - как ни странно, угроза подействовала, и я спланировал вниз, шлепнув фургон на землю. Он удачно встал на все четыре колеса, снова издав звук бьющейся посуды и переворачивающейся мебели. «Ох, как неловко получилось-то…».

- «Простите, я не знаю, что вдруг произошло!» - взволновано сказал я, толкая дверцу фургона. Она поддавалась плохо, по-видимому, заваленная рухнувшей мебелью, и из-за нее доносилось сердитое ворчание Деда. Мне почему-то сразу расхотелось открывать этот «ящик Пандоры» - хриплый голос деда напоминал рычание нашего ротного, и это сходство явно не сулило мне ничего хорошего. Наконец, дверь распахнулась, и на пороге вырос дед, чей вид снова заставил меня нервно хрюкнуть от смеха. На голове его по прежнему красовалась красная в горошек кастрюля, вместе с встопорщенными усами придававшая старому вояке лихой и даже грозный вид.