Imanka: Тартарары для венценосной особы

— Зачем тебе это надо? — насупившись, спросил он.

— Ты дружишь только с теми, кто тебе нужен? — возмущенно воскликнула девочка.

Андрей пожал плечами и отвернулся.

Она тут же сменила тон, ласково проговорила:

— Неужели за месяц ты не нашел никого, с кем можно было бы общаться?

— За месяц я не нашел самого главного — себя! — жестко ответил Андрей. — У меня ничего нет: ни имени, ни родных, ни друзей, ни прошлого. Порой мне кажется, что и меня тут не должно быть! Здесь все чужое! Странные люди, неестественные вещи, отвратительная пища! Я не знаю, как жить в этом мире!

— Хочешь, я помогу тебе?

— Мне не нужна жалость!

— Кто говорит о жалости? Я говорю о дружбе! Ты попал в беду. Я предлагаю помощь, а ты отказываешься! Почему?

Он молчал. Девочка терпеливо ждала ответа.

— Я боюсь, — шепотом отозвался Андрей.

И Анечка поняла, что сейчас он совершил поступок: признаться девчонке в собственной слабости — дорогого стоит. Она протянула руку. Прошло несколько самых ужасных и длинных секунд, прежде чем он заметил жест. Немного поколебавшись, Андрей сжал предложенную ладонь. Анечка едва заметно улыбнулась.

— А теперь, на правах друга, прошу тебя надеть свитер и поесть. Думаю, ты не ужинал. — К ее великому удивлению свитер оказался мал. Не такой уж Андрей тощий, если разобраться, вон плечи какие!

— Я вообще сегодня ничего не ел, если не считать за еду два куска хлеба.

— А где ты был весь день?

— Яков Иосифович договорился с институтом нейрохирургии, чтобы меня посмотрели местные специалисты. Они брали анализы, делали снимки, проводили какие-то сложные обследования. Михельсон говорит, что это надо для тех врачей, которые потом будут наблюдать меня, — жуя бутерброд с паштетом, пробубнил Андрей. — Мммм, как вкусно! Божественно вкусно!

— А то! — хмыкнула Анечка. Паштет — мамино коронное блюдо. Пышный и нежный, его можно есть ложкой. А потом корочкой хлеба тщательно «выскрести» из кастрюльки, чтобы ни крошки не осталось, ни капельки. Она сглотнула набежавшие слюнки. — Давай думать, что делать дальше. У меня есть информация, что тебя хотят отправить в детский дом…

— В интернат, — поправил он. — Я в курсе.

— И ты так спокойно об этом говоришь? — округлила она глаза.

— А что я должен делать? Я вообще не представляю, что такое интернат.

— Твое счастье!

— Все так плохо? — Андрей перестал жевать на какое-то мгновение.

— Хуже некуда!

— Что делать?

— Пока не знаю. Но я обязательно что-нибудь придумаю. А у тебя точно нет родственников?

— Думаю, что есть. — И добавил неуверенно: — Скорее всего, они ищут меня…

— Надо их разыскать, тогда тебя не отправят в интернат.

— И как мы их найдем?

— А вот это предоставь мне, хорошо? К твоей выписке, я их обязательно отыщу. Не сама, так папу попрошу, или крестного на худой конец. Знаешь, какой у меня папа! Всем на зависть!

Он грустно улыбнулся. Мысленно Анечка надавала себе по губам: надо же быть такой глупой, чтобы при мальчике, который потерял родителей, хвастаться отцом!

Андрей взял ее за руку, и девочка с удовольствием отметила, что он согрелся, а то холодный был как лягушонок.

— Спасибо тебе, — сказал он без всякого пафоса. — Клянусь, ты никогда не пожалеешь, что стала моим другом.

— Я не собираюсь об этом жалеть, — дернула Анечка плечиком, заливаясь краской. — Пойдем лучше спать, а то в этой больнице будят спозаранку, выспаться не дают.

Парень проводил ее до палаты и пожелал спокойной ночи. Забравшись под одеяло, Анечка с удивлением поняла, что за весь день не вспомнила о Медведеве ни разу.

Солнечный лучик пощекотал веки, спугнув сон. Она спряталась под одеялом, стараясь вернуться в страну грез. Но глаза упрямо открывались. Анечка сладко потянулась и резко откинула одеяло в сторону: иначе не встать — очень холодно. За окном кружились пушистые снежинки, сияя всеми цветами радуги. Мороз тщательно расписал стекло причудливым узором. Какое замечательное утро!

Они с Андреем завтракали вместе. Окружающие сверстники косились на парочку, шушукались. Однако девочке не было никакого дела до сплетников и завистников. Андрей почти не разговаривал, лишь внимательно слушал и ковырялся в тарелке с водянистой овсянкой, делая безуспешные попытки съесть склизкую кашу. Каждая ложка, поднесенная ко рту, чуть касалась губ, оставляя белесый след. Он непроизвольно едва заметно морщился и опускал ложку обратно. Даже будучи голодным, парень оказался не в состоянии проглотить варево. Анечка пребывала в замечательном настроении и на кашу не обращала вообще никакого внимания, болтала без умолку. Мальчик улыбался в ответ и поглядывал на нее лучезарным теплым взглядом. Казалось, его лицо стало светлее по сравнению с прошлыми днями. По крайней мере, хмурая складка между бровями разгладилась, и он больше не выглядел мрачной букой.