Феликс Эльдемуров - Тропа Исполинов

Спустя три дня с ног сняли лубки, убрали овечью шерсть, размотали пропитанные бальзамом бинты, и Тинч впервые за эти десять дней увидал свои "ходилки" - жёлтые от сходивших кровоподтеков, худые, с повисшими, не подчиняющимися хозяину мышцами. Тайра - или Тайри, как теперь по-дружески называл её Тинч - осторожно, мягкой мочалочкой протёрла и прощупала каждый суставчик, не забыла ни одну, самую малую косточку.

- Пошевели-ка пальцами.

Это можно. Это я привык. И не больно совсем.

- Что-то туго идет. А так попробуй.

Она как-то по-особому захватила его ступню. Теперь было больно. Тинч не выдержал, дёрнулся. Даже очень больно.

- Понятно. Это надо будет размять. Больно? Пускай. Болит - значит заживает... Разминать сам будешь. Не разомнёшь как надо, придется костыли покупать. Понял?

Говорила она с каким-то странным акцентом, не то келлангийским, не то элтэннским. Везет мне на иностранок, усмехнулся Тинч.

- Ты чего это ухмыляешься?

- Да так... Вам заплатили за моё леченье?

- Заплатили сполна, не бойся. Ты у нас даже выгодный... Теперь давай-ка присядем. Вот так. Смотри внимательно.

Она усаживается напротив, на плетёном стульчике, на коленях у нее дощечка, к ней приколот листок бумаги, на котором нарисованы по кругу буквы.

- Положи ладони. Или просто возьмись руками. Так.

Они сидят, прижимаясь колени в колени, и это непривычно для Тинча.

- Теперь смотри точно в центр, на эту большую чёрную точку.

Она глубоко вздыхает, на миг прищуривает глаза, после чего округлым жестом, словно взмахнув крылом, помещает правую ладонь посреди круга. С этого момента её рука превращается в самостоятельное существо. Приподнимаясь на указательном пальце, она с шорохом скользит по шершавой бумаге, перебегая от буковки к буковке.

Тинч понял - из отдельных буковок слагаются слова, из слов - фразы. Тайра, как будто рука принадлежит вовсе не ей, с интересом вглядывается, что сообщит её указательный палец.

- Чего это ты? - наконец, не выдерживает Тинч.

- Вопрошаю духов. Тихо, не мешай.

Палец с прежним упорством порхает от буквы к букве. Временами он останавливается, замирая там, где в круге крупно написано "ДА". В это время губы Тайры слегка шевелятся. Тинч понимает: она задала вопрос.

- Ишь, разговорился! - хмурится она.

В конце концов, Тайра чуть наклоняет голову, словно бы прощаясь с кем-то невидимым и уронив руку с дощечки говорит:

- Всё! На сегодня хватит. Затылок не болит?

- Немного, - признается Тинч. У него и в самом деле слегка болит затылок и кружится голова.

- Это с непривычки. Пройдёт... Главное, они сказали, что кости целы, сухожилия не порваны, мышцы восстанавливаются. Тебя просто придавило... немного. Дней через десять плясать будешь!

- Как дней через десять? А работать?

- Вначале ходить научись, работяга!

Она расхохоталась, чему - непонятно... А глаза у нее - ну и глазища!

Вечером того же дня его навестили друзья с завода. Принесли с собой вещи, которые оставил Тинч - сапоги, стопку изрисованной бумаги, всякую мелочь. Принесли его деньги. Притащили с собой беднягу Клема, у которого горели уши.

- Ты уж прости его, Тинчи. Он всё это время сам не свой ходит. Мы и говорим: ты, дурила, Бога должен благодарить за то, что послал тебе такого друга. Сам покалечился, а товарища спас. Ты, как поздоровеешь совсем, приходи. Какую-никакую, работу подыщем...

Попили чаю на степных травах - мяте и ромашке, похвалили Рагну и Тайру, осведомились, не надо ли чего, степенно разошлись.

- Это кто, твоя девушка? - Тайра держала в руке один из его рисунков.

Тинч пожал плечами, выражая ту мысль, что неплохо бы спросить, прежде чем шарить по чужим вещам. Однако, Тайру это не смутило:

- Ничего, красивая. Девочка со странным именем...

- Откуда ты знаешь?

Тайра скосила глаза.

- Ты в бреду много чего наговорил. Любишь ее, я знаю. А у неё есть другой парень и она, глупышка, конечно, пойдет к другому. Блаженных девушки не любят. Скучновато с вами, блаженненькими... А я, например, люблю, когда мужчина может красиво дать другому в морду...

Тинч пожал плечами - он умел и это. Кабы не ноги...

- Положи рисунки на место, - сказал он. Тайра послушно придвинула стопку изрисованной бумаги поближе к нему, положила сверху обломок карандаша. Ни говоря более не слова, подобрала складки мешковатого цветастого платья и ушла за занавеску.

Там у неё - как давно приметил Тинч - было оборудовано что-то вроде маленькой настольной мастерской. Пользуясь вырезанной из камня кругляшкой, она вначале растирала порошки: красную и желтую охру, гематит, голубую глину, мел, ещё какие-то синие и зелёные минералы. Потом шёл сложный процесс приготовления красок. Комната наполнялась запахами растворителей и масел.