Он видит Айхо и себя как бы со стороны; видит собственную, не очень-то ловкую посадку, видит стройную фигурку её - с распущенными по ветру волосами; счастливое лицо за чёрной конской гривой, под тёмно-синим небом и - удивительно ярким солнцем, летящую вперёд, вперёд, навстречу жизни, счастью, свободе...
Паршивец Клем заснул-таки на рабочем месте! Причём, умудрился при этом залечь прямо в один из желобов, по которым в подвал спускали бочки.
Тинч дежурил наверху, у вертушки. В тот день в цеху розлива убирались и работы с утра было мало. Тинч и сам был бы не прочь, опершись на рычаг, слегка "подавить комарика", но в это время наверху загрохотало и голос дежурного предупредил, чтобы внизу приготовились. Шли бочки самого большого объема.
- Клем! - что было дыхания заорал Тинч. - Принимай!
И машинально повернул вертушку, направляя огромную, скользкую, в рваной белой пене, тушу в тот самый злосчастный жёлоб.
- Клем! - ещё раз, не слыша ответа, умоляюще крикнул он. - Спишь, что ли?
Бочка, ускоряясь, катилась в подвал.
- Клем! - закричал Тинч, заклинивая вертушку. - Клем, скотина!
Он побежал вниз по коридорчику, почти вровень с неуклонно несущейся по жёлобу бочкой.
- Гад! - завопил он, заметив фигуру напарника, который, подстелив рогожку, как ни в чем ни бывало, мирно наслаждался снами про любовь и сражения... Сейчас его череп хрустнет как орех.
Тинч попробовал остановить бочку руками, но это было всё равно, что пытаться остановить бегущего под горку слона.
Он не успеет добежать и выхватить Клема из жёлоба.
Будь, что будет, решил он, с усилием обгоняя бочку. Он и сам потом не помнил, как оказался в жёлобе впереди нее, чтобы, подставив руки, попробовать - если не остановить, то по крайней мере задержать.
Непреодолимая сила отшвырнула, опрокинула его вбок, он почувствовал, как невыносимой тяжести каток проехал по ногам, почувствовал страшную боль и услышал собственный крик...
Когда он пришёл в себя, над ним стоял бледный... и даже не бледный, а какой-то серый как пивная пена Клем и прыскал ему в лицо водой из банки.
Всё происходящее он видел как в тумане. Туман засасывал его. Странно, больно теперь уже не было, только обе ноги стали нечувствительными как палки.
Его перенесли в комнатку над подвалом. Старший мастер, покачивая головой, разрезал сапоги по шву. Затем над ним склонился доктор.
- В больницу! - услышал Тинч. - Сейчас же.
- Что с ним?
- Жить-то будет?
- Будет, если немедленно... - доктор не договорил, заметив, что Тинч прислушивается. Прибавил жестко:
- Мягкие ткани обеих ног практически раздавлены. Если через полчаса-час начнётся заражение... В больницу!
И пробормотал под нос странные и страшные слова: "неизбежная ампутация..."
- Это как же? - спросил кто-то. - Молодой, здоровый парень, ему жить и жить...
- Тем более! - сказал как отрезал доктор. Тинч, с усилием привстав на локтях, пробормотал испуганно:
- Не надо... в больницу. Лучше... лучше сразу умереть, чем без ног.
- Сдохнешь, дурак, - устало махнул рукой врач. - А впрочем, ваше дело. Я сказал.
- А может, - вмешался кто-то, - отнести его к бабке Рагне? Она раны лечит. Помню, у меня палец нарывал...
- Так то палец...
- Делайте, что хотите, - сказал доктор. Ему, по всему видать, тоже было не по себе. - А ну, герой, пошевели-ка пальчиками.
Тинч скосил глаза и увидал вместо ног две синих раздувшихся груши. Он попробовал пошевелить пальцами ног, вскрикнул от боли...
- Больно - это хорошо... - услышал он, после чего для него наступила полнейшая тишина.
3
...Горячая, нагретая лучами солнца глина. Дуновение ветра доносит испарения солончаков, запах овечьей шерсти и навоза, аромат смолистой коры, душистой мяты, чебреца и ромашки...
Огромный чёрный конь уносит красавицу Айхо всё дальше и дальше.
- Догоняй!
Постой, подожди меня, хочет крикнуть в ответ Тинч. Протягивает руку: помоги! Разве ты не видишь, в ногах у меня - расплавленный свинец, и сам я - не то бегу, не то стою на месте, а серое предгрозовое небо давит на плечи и вминает в землю. Внезапно я вижу над собой лицо старухи, да, это смерть, я узнал ее... Помоги же мне, протяни мне руку!
Странное, незнакомое лицо... Незнакомое и прекрасное, лицо Айхо... или не Айхо. Глаза, огромные - темно-синие, как два цветка аконита. И - слёзы в уголках глаз.
- Тинчи! Не умирай, мальчик мой! Пожалуйста, не умирай!
Глупая, не умру я. Рановато мне умирать, пока на земле существуешь ты. Вот и рука твоя, как в тумане, ложится ко мне на лоб. Прохладно. Господи, какое блаженство...
Читать дальше