Феликс Эльдемуров - Тропа Исполинов

- В самом деле? - насмешливо спросил Тинч, подбрасывая на ладони камешек. - Передайте: я буду ждать его там, где было условлено. Передайте ему это, пожалуйста.

- Трабт ансалгт... - сказал, понурясь, Отшельник. - Быть может, ты и прав.

- Трабт ансалгт! - уверенно подтвердил Тинч. - Да, и ещё. Это отцовский револьвер. Мне он не нужен... Что передать ребятам, Таргрек?

- Надеюсь, мы когда-нибудь увидимся. Вы... не особенно там зарывайтесь, смотрите.

- Возьми хотя бы коня, - посоветовал Терри.

- Коня? - переступил с ноги на ногу Тинч и щелчком отправил камешек в скалы. - Да нет... Куда я с ним денусь... Пешком вернее. Да и не гоже моряку - в седло...

- Это правда, - подтвердил Таргрек, по-доброму усмехаясь в сторону Терри.

3

И вот он опять в одиночестве, под шум прибоя пробирается к родному городу. С ним незримо шагают все друзья - и те, с кем он за эти годы и дни успел повидаться и те, о которых только слышал. Они - команда одного корабля. Перед ним мелькают мускулистые загорелые руки, что вращают рукояти кабестана, и - тяжёлый, в морской траве, зелёный якорь выползает из глубины моря...

Ему вспомнилась старая песня, из тех, что напевают во время работ палубные матросы. Любимая песня Тосса:

- Играет волна, набегает и бьёт волна,

Навеки остались вдали суета с тоской,

Нас берег далёкий не ждет - платим мы сполна

За то, что мы отдали душу волне морской.

За то, что захлопнули крепко тугую дверь,

За то, что свободны, как боги плывём теперь,

За то, что в земле упокоиться не суждено.

И холодно море, и горько от слёз оно...

Вдали, у горизонта, одна за другой мелькали вспышки, протяжный гул орудий, похожий на гул набатного колокола, глухо долетал до берега. Там рушились объятые пламенем крестовины мачт и падали на палубу горящие, в дыму паруса. Абордажные команды на вельботах, паля картечью из уключных пушек, прорубают топорами борта и, потрясая кортиками, карабкаются в трюмы. Сквозь пробоины в накренившиеся корпуса кораблей хлещет вода...

- Да, дикому морю, безумному морю в дар

Летит наш, великой и грозной судьбы драккар!

И лапы морские, как тысячи лет тому,

Швыряют нас к звёздам

и снова несут во тьму...

Но парус наш - туго!

Моряна-подруга,

Веди нас на волю,

Веди за собой!

Пусть плавать - непросто,

Наляжем на вёсла!

Не спи, рулевой!

Не зевай, рулевой!

Кто ему рассказывал об этом? Хэбруд или Моуллс?

- Уйдем без оглядки, не внемля ничьей мольбе,

Пусть грешников старый Ниорд

приберёт к себе -

На чёрное дно, отдохнуть от забот мирских,

На белое дно, веселить дочерей морских!

Простят нам, быть может, и это, простят и то,

Позволят в молитве глаза и сердца отверзть,

И только свободы никто не простит, никто,

Свободы, в которой

Судьба, и Любовь, и Смерть!

Менялся ветер. Тинч знал, что прибой обязательно окрепнет к вечеру.

Ожидалась сильная буря. На суше и на море.

4

В Коугчар, пробираясь задворками, он вернулся к вечеру. На маяке его встретили тревожно. Куда-то ушли после обеда и до сих пор не вернулись Ангарайд и Кайсти. Бычье Сердце, Пекас, Йонас и ещё несколько ребят обежали весь город, однако, им не помогло даже то, что они взяли с собою пса. Следы брата и сестры обрывались около рыночной площади.

- Они найдутся. Обязательно найдутся, - уверенно сказал Тинч, поглядев в чётки. - Завтра. Завтра, похоже, я сам разыщу их...

"Боже, какое это великое слово "завтра"..."

Кто это произнёс? Когда? Где-то и когда-то в Бугдене...

Да, именно там... - подумал он, проваливаясь в сон.

Ночью его разбудило поскуливание собаки. Шум ветра и непрерывный грохот врывались в окна, заткнутые тряпками. Сверкало. Потом всё перекрыл нарастающий плеск дождя и - новый грохот, и новая вспышка молнии...

- Гроза, что ли, - пробормотал он, снова соскальзывая в долгий, тягучий как патока сон.

- Гроза, инта каммарас, - как будто шепнул ему кто-то на прощанье. - По всему Таккану - сплошная гроза. И в Урсе, и в Бугдене.

Спать...

Той ночью, во время ранней весенней грозы, молния ударила в шпиль дома Даурадесов. В тот час внутри все, включая охрану, спали крепким сном. В суматохе мало кто из нынешних жильцов сообразил, как должна открываться входная дверь... Выходы в окна преградили решётки. К утру от дома остались лишь чёрные стены да флюгер, где блестевший от дождя чеканный скорпион по-прежнему изгибался дугой, нацелясь жалом в собственную голову.

"Трабт ансалгт!"

Тинч спал, не подозревая, насколько близким герою книги Ратша Киппина он стал в эту ночь...