Феликс Эльдемуров - Птичка на тонкой ветке

- А, вот оно что! - мягко прервал он моё словоизлияние. - Оказывается, на помощь людям. А я-то, недостойный, подумал было, что лишь о славе своей печётесь...

И помолчал, внимательно глядя мне в глаза. Теплота, понимание и благость облаком окутывали меня.

- Я понимаю так, - решился возразить я. - Если Господь дал людям способность заглядывать в мир неизведанного, то грехом было бы отвергнуть сии дары.

- А, выходит, дары сии... Но действительно ли от Господа исходят дары, коим поклоняетесь вы, образованный, учёный человек? Писатель? Вы об этом думали?

- В мире нет ничего, чтобы не исходило бы от Бога. И я убеждаюсь в этом на каждом своём шагу...

- "Я, я..." И ничего кроме "я". Разве так можно? И... чего, скажите на милость, вы сумели добиться своими исследованиями?

- Мне удалось открыть, например, что...

- Вам удалось открыть? Как легко вы это говорите... - нотки справедливой горечи звучали в его мягком голосе. Под звуки этого голоса так и хотелось опуститься на колени, покаяться во всех мыслимых и немыслимых грехах и со слезами благодарности на глазах, целуя старческие руки, просить прощения и благословения на избавление от наваждений бесовских...

...Может быть, я был в ту минуту не прав, но каким-то странным образом вся это сцена напомнила мне тот случай, когда один молодой военный корреспондент стоял на коленях перед неким Шер-Али, полевым командиром... Правда, в затылок тогда мне упирался холодный ствол автомата...

- Отрекись от всего этого, - слышал я мягкий, убеждающий голос. - Не доведёт это тебя до добра. Ты ведь и сам на каждом шагу убеждаешься, что применить свои знания просто не сможешь. А силы, Богом тебе данные, растрачиваются на растравление собственной гордыни. Ты мечтаешь изменить мир, Богом данный, но ведь ничего не получается или получается совсем наоборот. Вспомни товарищей своих... И какова их судьба? Сложилась ли она счастливо хотя бы у одного из них?

"Вообще-то, у многих сложилась, и не так уж плохо..." - хотел возразить я, но он сухими, пахнущими зеленью пальцами коснулся моих губ.

- Иные умерли, - продолжал он задумчиво. - Ты молил Бога, чтобы этого не произошло, но Бог почему-то перестал внимать твоим молитвам... А жена твоя? Как ты думаешь, её болезнь... и то, что у вас до сих пор нет ребёнка... это ли не следствие твоих занятий?

Здесь он был прав, но что-то в его наставительно-мягком, убеждающем тоне показалось мне странным.

...Знаете, я до сих пор жалею, что не мотнул головой тогда. Охранник бессознательно нажал бы на спусковой крючок и всадил бы очередь в брюхо негодяя, по чьему приказу была дотла сожжена и вырезана казачья станица... Правда, потом со мною было бы такое, что не хочется воображать... Потом этого Шер-Али всё равно убрали ребята из спецназа... Но меня до сих пор гложет совесть: испугался, испугался, испугался...

- Отступись от этого, - мягко выговаривал отец Аникий. - Оставь всё это, отбрось! Ты грязнишь душу свою, и те, кто идёт с тобой и за тобой терпят и болезни, и несчастия... Неужели тебе не жаль хотя бы их?

Ах, как мне захотелось раскаяться и бухнуться на колени! Но что-то изнутри удержало меня. Я вспомнил их всех, кого потерял за эти годы. Боль... Мои родные, товарищи, друзья... Сплошная боль пронзала меня изнутри.

- Теперь ты сам понимаешь... - внимательно глядя в глаза, продолжал вещать отец Аникий.

- Постойте-ка.

Это слово нежданно-негаданно вырвалось из меня. Так вырывается из ладоней птица.

- Говорите: беды и несчастия?

Казалось, он не удивился такому всплеску эмоций. Добрые и понимающие карие глаза смотрели на дно души моей.

- Отринь гордыньку-то! - ласковым отеческим жестом, мягко толкнул он меня в лоб холодными перстами.

- Разве Бог не милостив? - продолжил я. - И разве его единственная цель - наказывать? Награждать неизлечимыми болезнями? Сеять сомнения в правоте своей мечты?

- Благость господня... - стал было вновь увещевать меня он, но я не поддался. Я почувствовал характерную боль в затылке и в спине, посреди лопаток, и представил себе образ Казанской Божьей Матери, и она укрыла меня Своим покровом как щитом, и боль прошла как не было...

Он отшатнулся.

- Скажи-ка мне, - начал я. - Кому бывает приятно, когда человек мучается? Кому бывает сладко оттого, что он мечется, не находя выхода, и когда он пишет в дневнике: "Бог, Ты что, совсем рехнулся?", а потом летит вниз головой с шестого этажа? Кому это выгодно, чтобы человек стал бы сомневаться в самом существовании Бога?

- Сие испытание есть для человеков... И не я сотворил этот мир...