Елена Хаецкая - ОЗЕРО ТУМАНОВ

— Не может быть! — ахнул сэр Артур. — Как до такого мог докатиться сын члена Парламента!

Но Лиамонд понимал, что эта история нравилась сэру Артуру все больше и больше.

— Точно вам говорю, — повторил сержант, — нацепил на себя Фома женское платье и говорит: мол, сойду за подругу. Тут Элеонора сорвала рукав, которым Фома завязал ее рот, и как закричит на Фому: «Дура!»

Вокруг захохотали:

— Так и закричала — «дура»?

— Точно вам говорю, товарищи! Она ведь женщина, а у женщин ум устроен совершенно иначе, чем у мужчин. И если мужчина с первого взгляда распознает в другом человеке его суть, то есть костяк, нрав и происхождение, то женщина не глядит далее одежды и прически. Только что лежала она в объятиях молодого мужчины, но как только переоделся он девицей, так сразу увидела она перед собой девицу, а о молодом мужчине позабыла! И кричит ему: «Дура! Зачем ты завязала мне рот?»

Сэр Артур смеялся так, что слезы выступили у него на глазах.

— А шериф Мэлори знает? — выговорил он.

— Больно много дела шерифу до проказ его сына! — ответил Лиамонд.

— Ну а торговец тканями — что? Он-то мужчина, он должен был увидеть, кто перед ним, девица или нет! — настаивал сэр Артур.

— Торговец тканями малый не промах, вытащил он длинный нож и набросился на Фому. «Будешь, — говорит, — знать, как навещать чужих жен!» Фома тут разом позабыл о том, какое на нем платье, тоже вытащил нож — и давай отбиваться! А потом подхватил левой рукой подол длинного платья и как хлестнет торговца тканями прямо по глазам! Пока тот приходил в себя, Фома, как был в женском платье, выскочил из дома — и бежать…

— Клянусь Геркулесом, ничего смешнее в жизни не слыхивал, — утирая лицо, сказал сэр Артур.

— Самое смешное случилось на другой день, — сказал Лиамонд.

— Пощади, сил смеяться больше нет!

— Да ладно, ничего особенного, — сказал Лиамонд. — Просто Элеонора прислала к Фоме настоящую служанку с требованием вернуть платье… На том их любовь и закончилась.

А Фома, не ведая о том, какие рассказы ведутся о нем в казарме, бежал обратно к воротам Кале. Один из его лучников был легко ранен, у второго заканчивались стрелы, но мастер все не приносил новых.

Фламандцы осаждали Кале уже седьмой день. Штурм первого дня успеха не принес: предупрежденные голландскими евреями, англичане подготовились к нападению и легко отразили неприятеля.

Фома был одним из немногих, кто знал — каким образом вышло так, что все обернулось к пользе англичан. Он легко носил в себе эту тайну, довольствуясь тем, что является одним из ее творцов, и ничего так не хотел, как вступить в сражение и показать себя.

— Ну, что здесь у вас? — спросил он у своего копейщика, которого звали Длинный Хамфри. (Хамфри утверждал, что прозвище «Длинный» относится не к его росту, а кое к чему иному). — Что фламандцы?

Хамфри отметил про себя, что Фома первым делом спросил о враге, а не о раненом лучнике. Хамфри вообще много чего отмечал про себя касательно Фомы: сэр Джон Мэлори поручил Хамфри как человеку надежному приглядывать за непутевым сынком.

— Фламандцы, мой господин, перестраиваются на левом фланге, — важно, солидно ответил копейщик. — Вон, посмотрите сами.

Фома забрался на стену и увидел, что с левой стороны от ворот Кале шевелятся копья и их становится все больше. Он обернулся к Хамфри:

— Что у нас с той стороны? Стена слабее?

Хамфри пожал плечами. Фома держался так, словно ему лично поручили оборонять ворота.

— Кто знает, мой дорогой господин, — сказал Хамфри, — что на уме у этих пивоваров.

Фома помрачнел:

— Ясно.

На самом деле ему ничего не было ясно, просто мелькали мысли, одна за другой.

Последнюю, самую отчетливую, Фома высказал вслух:

— По крайней мере, эту их атаку я надеюсь отбить.

— В этом нет сомнений, молодой господин, ни малейших, — сказал Хамфри.

— Кстати, — Фома вытащил флягу, — я принес для Джона красного вина. Как он?

— Нашими заботами и вашими молитвами — не хуже и не лучше, — ответил Хамфри. (Речь шла теперь о раненом лучнике).

— В красном вине, Хамфри, содержится малая толика жизни и человеческой души, — сказал Фома. — Потому что красное вино похоже на кровь. И если из человека вытекло сколько-то крови, то эту потерю можно восполнить вином.

— Весьма разумное замечание, — сказал Хамфри.

Он протянул было руку за флягой, но тут раздался шум, заставивший обоих обернуться: это прибыл стрельник, и его сразу обступили люди.