Роберта Джеллис - Бык из моря

Однако когда принесли еду, девушка обнаружила, что не может проглотить ни кусочка. Только вино, хоть и плохое, шло легко — оно напоминало ей о теплых объятиях Диониса. Одновременно — и почти не глядя — она выбрала ткань из тех, что принесла жрица постарше, и из нее с грехом пополам сделали килт. Ариадна причесалась и велела жрицам, чтобы в ее гостиной и спальне на ночь оставляли по светильнику.

— Мой бог Дионис приходит, когда ему этого хочется, а не только на Призыв, — объяснила она. — Святилище и мои покои должны быть всегда готовы для него.

Потом она удалилась, понимая, что если не уйдет сейчас, то так и будет находить причину за причиной, чтобы не идти вообще. Ариадна заставила себя сосредоточиться на следующем шаге. Ей надо причесаться и накраситься, дабы не выглядеть, как напыщенное дитя. Потом она оденется и, так как еще рано и прохладно, набросит поверх корсажа накидку — это скроет ее плоскую грудь.

Куда большей проблемой, которую Ариадна все гнала от себя, ибо не видела ее решения, был вопрос о том, как ей пройти мимо охраны покоев матери, чтобы предстать перед царицей. Это, однако, вообще не составило никакого труда. Когда стражи увидели Ариадну — с высокой прической, обрамляющими лицо локонами, как в день посвящения, с накрашенными глазами и губами и в той самой сборчатой юбке, в которой, явившись на Призыв, ее признал бог, — их руки сами взметнулись в почтительном приветствии, и они расступились.

— Вижу вас, — привычно бросила Ариадна и прошла мимо них в прихожую матери. Там было пусто, но девушка уловила какое-то движение в спальне и прошла через раздвижные двери прямо туда.

— Царица Пасифая, — произнесла Ариадна.

Голос ее не был ни громок, ни резок, как она и предполагала с тревогой, но у двух девушек, что прислуживали матери — одна убирала ее волосы, а другая углем подводила глаза, — и третьей, державшей наготове платье, в которое собиралась облачиться царица, захватило дух и они торжественно приветствовали Ариадну. Пасифая, с тяжелыми веками и припухшими губами, вскочила.

— Тебя не вызывали и не приглашали сюда, — рявкнула она. — Убирайся!

В первый раз Ариадна не дрогнула перед напором ярости матери.

— Устам бога не нужно приглашения, — ровно проговорила она.

— Уста бога, вы подумайте! — Пасифая издевательски захохотала. — Скажи лучше: девчонка, раздувшаяся от важности, потому что какой-то божок обласкал ее! Ты — ничто. А станешь даже меньше, чем ничто. — Рука царицы легла на живот. — Здесь я ношу нового бога. Того, кто изгонит крошку Диониса из сердец народа — и знати, и черни.

Ариадна почувствовала, что бледнеет. Слишком поздно! Она уже готова была повернуться и сбежать, но в глубине ее души вновь проснулась взрослая, куда более мудрая женщина. Не важно, что семя уже легло в почву. Уста должны передать предостережение, вложенное в них богом. Возможно, беду еще можно отвести.

— Я — истинные Уста бога, и должна рассказать его Видение. То, что ты носишь, царица, — не бог, а проклятие, посланное Кноссу Владыкой морей Посейдоном, дабы покарать царя Миноса за нарушение клятвы. Бык из моря должен быть принесен в жертву, а тебе надлежит вытравить плод — иначе великое зло придет в Кносс.

— Врешь! — завизжала Пасифая. — Ты завидуешь, ведь я заполучила бога куда более великого, чем твой! Ты хочешь лишить меня той славы и поклонения, что положены матери бога!

— Уста бога не могут лгать, — возразила Ариадна. Но миг спустя слезы подкатили к ее глазам и холодный тон, которым она говорила, сорвался на детский всхлип.

— Матушка, умоляю, не навлекай на нас это проклятие! Пасифая рванулась вперед и дала Ариадне такую пощечину, что та пошатнулась.

— Это не ложь! Я ношу бога! И я выношу его! Выношу!..

Первой мыслью Ариадны было Призвать Диониса. Не то чтобы мать никогда не била ее — но то, что ее ударили, когда она исполняла веление бога и выступала как верховная жрица, было ужасно. Гнев вспыхнул в Ариадне — и мгновенно обернулся леденящим страхом. Если она Призовет Диониса, он придет — и тогда мать умрет скорее всего от рук собственных служанок. Ариадна вздрогнула. Сможет ли она когда-нибудь еще доверчиво прильнуть к Дионису, если на его руках будет кровь ее матери?

Она выпрямилась.

— Я не стану Призывать своего господина и бога, ибо тогда прольется твоя кровь. Ты была матерью мне, а родная кровь значит много. Но лозам и вину этого дома единственному на Крите не получить благословения, покуда ты не придешь в святилище моего бога, где отныне я буду жить, не принесешь искупительной жертвы и не получишь прощения. Запомни мои слова, царица Пасифая.