Роберта Джеллис - Бык из моря

— Не важно. Минос никогда не выступит против Афин. В тот день его воинам пришлось потрудиться, усмиряя бунтующих. Народ взъярился из-за ложного бога. Оно и понятно. — Лицо Диониса было отрешенным и мрачным. — Я думал, ты умерла. Боялся, что именно поэтому не чувствую тебя.

Ариадна тоже села и обняла его.

— Прости, что заставила тебя страдать, любимый. Я не хотела этого. Просто я испугалась, что ты перебьешь всех на корабле за то, что меня увезли, поэтому закрыла свой цветок. — Она обвила руками его шею и улыбнулась. — Больше этого никогда не случится.

— Никогда. — Он тоже улыбнулся, но улыбка вышла кривой. — Вряд ли у меня достанет мужества расстаться с тобой — по любой причине.

— Но я сделала это не нарочно — во всяком случае, сначала. — Она глубоко, резко вздохнула. — Знаешь, если отец задумал снова воевать с Афинами, мне стоит предупредить его: на сей раз легкой победы не будет. Тезей потому и отказывался' вернуть меня в Кносс, что не хотел тратить времени: он очень спешил сообщить, что Минотавр действительно был ложным богом и защищать свой город для афинян больше не бесчестье.

— Это не нужно. Когда Минос собрался судить как предателей тех, кто возглавил мятеж, появилась Пасифая.

— Пасифая!..

— Она явилась как воплощение Богини — сидящей меж рогов над площадкой для танца. Дух Матери был так силен в ней, что меня просто притянуло туда.

— Пасифая... — удивленно повторила Ариадна. — Но в последний раз, когда я ее видела, она была почти безумна и выглядела так, точно восстала из гроба.

— Все изменилось, — заверил ее Дионис. — Царица возрождена. Она теперь сильнее, чем когда я в первый раз видел твой танец для Матери. Но она заплатила за это — и великую цену. Пасифая больше не превосходит тебя в красоте. Она потеряла ее. Тело ее — как обтянутые сухой кожей кости, лицо похоже на череп. И это не ее лицо. Оно... знаешь, в нем есть что-то от лика Матери в святилище Персефоны.

Ариадна тихонько вздохнула.

— Я не знаю, для чего умер Андрогей. Возможно, это было Ее деяние, ибо она нуждалась в Пасифае как воплощении Себя или потому, что решила обуздать отца в его безудержном стремлении к власти. Понять цели олимпийских «богов» нетрудно, но Она — за гранью понимания. А возможно — смерть Андрогея никак не связана с Ней, и Она просто воспользовалась заговором «богов», чтобы наказать Афины. Я слышала — Посейдон их терпеть не может. Возможно, Она использовала это, чтобы исцелить мою мать от безумия.

— И она исцелилась, — сказал Дионис. — Сперва Пасифая заставила Миноса простить вождей мятежа, сказав, что, когда навязываешь народу ложного бога, бунт вполне справедлив. Потом распекла мятежников — а заодно и всех критян — за пренебрежение своим долгом. Восставать, сказала она, надо было, когда им впервые показали Минотавра — тогда сами боги были на их стороне. Она признала свою — и Миноса — вину в навлечении на всех проклятия, но обвинила критян в том, что они без возмущения принимали предлагаемое ею и Миносом потому, что не менее своих владык погрязли в гордыне и жадности.

— Странно, как ее не разорвали на месте.

— Только не ее! — покачал головой Дионис. — Она лучилась Силой. Потом она заговорила мягче — признала, что Минотавр был карой, но то зло, что вершили они с Миносом, искуплено, что Афины тоже понесли наказание за бесконечные смуты и также искупили свой грех. Я никогда не видел, чтобы Мать являла себя столь откровенно и столь... твердо. Все бунтовщики отдали Миносу царский салют и вновь принесли клятвы верности.

— Бедный Минотавр, — прошептала Ариадна. — Бедное невинное орудие. — Потом ей вспомнилось мимолетное дуновение теплого ветерка на корабле, и как он ласково потрепал ее локоны. — Он наконец-то обрел покой под рукой Матери. Я знаю, что это так.

Внезапно Дионис вскочил с ложа.

— Вот интересно, что ты теперь выдумаешь, чтобы не идти со мной на Олимп?

Ариадна рассмеялась.

— А ничего. Ты хочешь забрать меня тотчас? Я готова. Он заморгал.

— Готова?.. Что — даже не одевшись? Почему же ты так долго противилась мне?

— Иногда поверить, что ты человек, куда проще, чем в то, что ты бог. — Она хихикнула. — Я сопротивлялась потому, что ты не стал бы делить со мной ложе. Мне все время виделось, как к тебе чередой стекаются толстомясые ничтожества, ты делишь с ними постель и радость, а я предоставлена презрению и насмешкам твоих друзей и домашних.

У Диониса отвалилась челюсть. Он закрыл рот и сглотнул.