Андрей Дашков - Сборник Змееныш

И вот чьи-то руки принялись раскладывать карты на поверхности зеркала. Впрочем, эти руки были знакомы Люгеру, но он не мог вспомнить, кому они принадлежали, что причиняло ему мучительное неудобство.

Он заранее видел выпавшие карты, которые отражались в зеркале, поэтому никакого гадания не состоялось. Случайность была исключена, осталась одна только предопределенность. Не спасало даже то, что фигура Строгого Оракула не соблюдалась, и карты легли в гораздо более сложных сочетаниях. Вдобавок от Люгера не ускользнуло и появление «лишних» карт с незнакомыми ему изображениями, возникавшими, вероятно, под влиянием мокши. Именно они оказались совершенно непонятными и потому бесполезными: запечатленные образы были необъяснимо тревожными, как плохое предчувствие, и неотступными, как повторяющийся из ночи в ночь кошмар.

В какой-то момент Оракул начал действовать. Символические фигуры, населявшие многоярусный мирок возможного, неотвратимого и несбыточного, внезапно «ожили». Слот будто рассматривал их с большого расстояния, но в то же время различал мельчайшие подробности.

В новом, только что сложившемся мрачном орнаменте блуждающий взгляд Люгера наткнулся на карту, которая когда-то обозначала Влюбленных. Теперь вместо красивой девушки в объятиях цветущего юноши была отвратительная голая старуха с морщинистой кожей и редкими желтыми волосами. Юноша, похоже, не замечал ее уродства и позволял старухе ласкать себя дрожащими руками. Их любовная игра выглядела тем более омерзительно, что рот старухи был зашит толстой черной ниткой…

Взгляд Стервятника переместился на Висельника, повешенного на перекладине за левую ногу. Правая была согнута в колене. Обе ноги тоже образовывали известный символ.

Сначала Люгер видел тело со спины. Не иначе как ветер трепал одежду и медленно разворачивал Висельника. И вдруг ледяным воздухом дохнуло прямо из карты, словно из прямоугольной норы, уводившей в другой мир. Этот потусторонний ветер обдал могильным холодом Стервятника, находившегося на огромном расстоянии от поместья.

Наконец Висельник развернулся к нему лицом, и он узнал в нем своего сына Морта. Только теперь это был уже не ребенок, а мужчина, и его улыбка стала просто отвратительной — может быть, оттого, что зубы отливали тускло-фиолетовым металлом.

Тем временем и другие карты претерпевали непостижимые превращения, а все вместе производило впечатление какого-то растревоженного муравейника, порождавшего не насекомых, а страхи, тревоги, ненависть, боль…

Остановить призрачную «жизнь» Оракула уже было невозможно. Там, в далеком доме, у Стервятника не нашлось послушных ему рук, а над руками, завладевшими его колодой, он не имел власти. Порой Люгер проваливался во тьму и в ней обретал спасение от безумия. Мокши сам нуждался в покое — вероятно, потому и щадил воспаленное воображение Стервятника, — но затем его игры с невольным союзником начинались снова, и так продолжалось до тех пор, пока Слот не пришел в себя в трясущейся карете, со связанными руками и с мешком на голове.

Его положение было довольно жалким. Люгер опять стал пленником и на сей раз даже не знал чьим. Пока он только чуял чужой запах и слышал, как дышат двое мужчин, которые сидели по обе стороны от него.

За свою полную опасных приключений жизнь Стервятник твердо усвоил простую истину: дальнейшая судьба часто зависит не от силы или оружия, а от обычной осведомленности. Значит, самое время было воспользоваться одним из тех почти сверхъестественных свойств, которыми наделил его мокши. Он как будто начал видеть что-то, однако глаза тут оказались ни при чем. Это было восприятие, весьма далекое от человеческого.

Стенки кареты не являлись ему помехой. Слот различал не только силуэты всадников и лошадей, но даже их горячие пульсирующие сердца, а также более холодные конечности, пронизанные ветвящимися ручейками кровеносных жил. Лошади мчались по ровной, однообразно серой равнине — Люгер понял, что так «выглядит» скованная льдом и покрытая снегом земля.

Изучив искаженные фигуры незнакомцев, сидевших в карете, Слот не узнал ничего нового. Кроме них, поблизости находился еще один человек. Его силуэт и внутренности вырисовывались чуть менее ярко. Но кучер мало интересовал Люгера. Он насчитал десятерых всадников, сопровождавших экипаж. Бесцветная равнина простиралась во все стороны; над нею выделялось насыщенное округлое пятно, гораздо большее, чем привычный глазу солнечный диск. Несколько пятен поменьше висели у самого горизонта…