– Лестница! – прокричал Фредерик, влетая в дом. – Лестница!
Дверь со стуком ударилась о стену. Феррум и Магнум, визжа, подскочили на ноги и заносились по кухне. Кошка выгнула спину дугой и зашипела. И только Гемма застыла с заварным чайником в руках, глядя на брата.
– Лестница! – выдохнул Фредерик, тяжело дыша после быстрого бега.
Гемма в прострации поставила чайник на стол и растерянно оглянулась. Взгляд её бегал по стенам и полкам, ни на чем не останавливаясь.
– Мне надо переодеться, – обронила волшебница и скрылась в своей комнате.
– Мы идем на небо! – верещал Магнум.
– Плакала твоя борода! – вторил ему Феррум. – Ох, и поджаримся мы!
– Шлем! Надо взять шлем для кошки! – воскликнул Магнум и полез под лавку.
– Сборы в самом разгаре? – спросил у Фредерика появившийся на пороге Ансельм.
Нетронутый заслонил могучей фигурой проем двери, уперев локоть в косяк.
– Кошке, судя по всему, не отвертеться, – усмехнулся Фредерик, наблюдая за тем, как Магнум барахтался под лавкой в паутине, пытаясь выудить маленький чугунный шлем, который в прошлый раз они все-таки достали из шкафа Геммы для кошки.
Не выдержав того, что гном весь перепачкался, но не оставлял своего занятия, волшебник вытащил Магнума, отряхнул от паутины и поднял на руки.
– Никому не отвертеться, – согласился Ансельм.
В этот момент из комнаты вышла Гемма.
Она была в белом платье. Вновь. На этот раз с голубыми васильками, которые так любила Флоренс.
Волшебница взволнованно посмотрела на брата и на нетронутого. Но сильно поволноваться ей не дали. Феррум собрался уже нырнуть под лавку вместо Магнума, и Гемма в последний момент схватила его за руку.
– Мы же не оставим кошку здесь? Одну! Мы же возьмем её с собой? – спросил гном, обиженно надув губы.
Гемма посмотрела на кошку, которая от греха подальше успела забраться на печь, и теперь внимательно наблюдала оттуда за всем, поблескивая желтыми круглыми глазами.
Затем волшебница обернулась к Ансельму, и нетронутый подошел к печи, со смешком доставая оттуда животное.
– Все вместе, так все вместе, – произнес он, устраивая кошку у себя на груди. Животное даже не пыталось вырваться из его огромных рук, хотя и состроило недовольную морду.
Гемма смотрела на весенний лес, идя по вязкой тропинке с Феррумом на руках. Башмачки чуть проваливались в мягкую, рыхлую землю, только освободившуюся от снега, оставляя неглубокие следы. Воздух был еще холодным, и трава вокруг стояла помятой от долгого гнета. Но всюду чувствовалось начало новой жизни. В Поднебесье на самом деле приходила новая жизнь.
Растерянные и ничего не понимающие новенькие прибывали с каждым днем. И все понимали, что этот мир будет принадлежать им. Не Бакалаврам, которые почему-то начали необъяснимо нервничать, не Великому Принцу, уже уставшему проводить торжественные церемонии приветствия, а именно этим людям, с интересом и опаской разглядывающим свой новый дом людям, едва верящим в то, что скоро они станут волшебниками.
На этот раз лестница опустилась в университетском дворе. Ступени, уходящие высоко в небо, переливались в лучах звонкого, весеннего солнца.
Когда Гемма и остальные прибыли туда, во дворе вокруг лестницы толпился уже весь немногочисленный пока люд Поднебесья. Многие совершенно не понимали, что происходит, и что надо делать. После того, как первые, попытавшие счастья, с криками отскочили от обжигающего золотого сияния, остальные едва приближались к лестнице, предпочитая держаться на расстоянии.
Бартомиу, увидев троих друзей с гномами и кошкой на руках, бросился к ним.
Спрашивать о намерении Геммы не приходилось. Достаточно было посмотреть ей в глаза. В Гемме всегда чувствовался несгибаемый характер, и теперь одного взгляда на волшебницу было достаточно, чтобы понять тщетность любых попыток отговорить её от задуманного.
Но Бартомиу все же попытался. Он лучше всех понимал, чем грозит восхождение.
– Гемма, одумайся! Одумайся дитя мое! – запричитал зельевар, прижав руки к груди.
От старика, как всегда, пахло волшебством, еще сырыми и не принявшими окончательную форму материями.
– Не ты ли говорил мне, что мы последуем за своим сердцем сквозь любые преграды? – ласково спросила его Гемма.
Феррум сидел у неё на руках и, не глядя на зельевара, накручивал на пальчик темную прядь волос женщины.
– Я! Я говорил, – покаянно произнес Бартомиу, – чего я только не говорил. Никогда не мог держать язык за зубами. Но вы нужны Поднебесью. Со дня на день грянет призыв к Равновесной Чаше, и вы все очень нужны Поднебесью.
Читать дальше