Игорь Федорцов - Черная нить горизонта

− Он действительно твой брат? - с расстановкой произнесла Аяш.

В пору рассмеяться. Этот вопрос следовало задавать не первым. И следовало ли его задавать? Но он задан и требуется отвечать.

− Твое обещание, − напомнила условие рани. - Полгода. И я сама расскажу о том, как Кэйра ди Хенеке превратилась в Кайрин ди Смет.

Маленькая блеска творения великого алхимика канула в темно-рубиновом напитке.

Слишком много всего и сразу! Еще каких-то пять минут назад она отрепетировала встречу с Кайрин. Выстроила цепочки вопросов, понятных и последовательных. И вот теперь все спуталось.

− Обещаю, − в растерянности произнесла Аяш.

Легко говорить правду, если знаешь, вопросов больше не зададут. Правду иногда стоит говорить. Не забыть, что таковая существует. А последняя гранула Джэлеха гарантия, что правда не откроется. Правда останется в этой комнате.

− Он не мой брат, − Кайрин подала севасте бокал. − И не мой любовник и я знаю, кто он, − спокойно закончила она.

Аяш машинально сделал несколько глоточков. Ликер показался безвкусным и приторным.

− Но ведь там... , − возмутилась Аяш.

− Ты уже забыла обещание, но получила больше ответов, чем договаривались, − оборвала подругу Кайрин.

Севаста ушла. Кленовый лист пропал с окна. Комната поблекла. Опустела. И опять.... Не одиночество. Пустота. В храме Смета у нее были дни Равностояния. Время, когда приезжала мать. Светлое пятно в серой пелене времени. Сейчас у нее ничего нет. Злая ирония. Желать получить все и растерять последнее.

Кайрин потянулась допить ликер. Два бокала стояли рядом. Какой её? Рискнуть? Будь что будет? Бокалы полетели на пол. Звенит бьющееся стекло, запоздало взывая: Не наделай сегодня глупостей! Кто расслышит просьбу?

− Надо навестить Джэлеха, − произнесла в раздумьях Кайрин.

Вызвала Керуша. Степняк скор на зов. Пришел, будто ждал за дверью.

− Предупреди Варша и Сэма, они мне нужны завтра, во второй половине дня.

− Варш ранен.

− ???

− Подрался в кабаке.

− Получил по морде? Наконец-то выпросил!

− Получил два удара боттардо.

− Когда?

− Они ходили с Дагфари на причалы.

− Что им делать у лодочников? Там полно егерей.

− Дагфари говорит, улаживал личное дельце.

− Уладил?! Кретин! Надолго Варш слег?

− Носокомий уложил его в постель на неделю.

− Носокомий не гробовщик.... Тогда.... Раз Дагфари его подвел, пусть за него и отдувается.

13.

Курт проснулся с той же мыслью что и заснул вчера. Жизнь подлая штука. Веришь ты в Создателя, в Кайракана, в сумасшедшую Уорнеш, в кого другого или блудишь во тьме неверия, однажды она, Жизнь, подставит тебе подножку. В самый неподходящий момент.

"Как посмотреть, − сдержал вздох Курт. - Для меня не подходящий, а для нее, подлюки, вполне. Укараулила"

До тридцати лет, Курт Дайкен, жил не тужил, ни о чем не задумывался. Не задумывался до той поры пока беда не нагрянула. Огляделся ни угла, ни двора, ни гроша лишнего в кармане. Думал пропал, ан нет, прижился, притулился, пусть и не к самому теплому местечку. А теперь, выходит, бросай все и уходи? На этот раз Курт не сдержался, вздохнул. Обиженно, по-детски. Уйдет. Не сегодня, но уже завтра. Топай, шен, бывший егерь, куда глаза глядят, лишь бы отсюда подальше. Так-то!

Курт засопел в подушку. Завтра это не срок. Вот если бы через год или полтора. Нахлынувшая жалость, заслезила глаза - хоть полгодика! Но нет у него столько времени. Не отпущено. Третьего дня стал умываться и внезапно почувствовал дурноту. Ноги подкосились, голова закружилась, хотел водицы хлебнуть, вышло еще хуже. Горло сжало, будто петлю затянули. Правильно тогда угадал. Больна та тварь, что цапнула его в лесу. Болен с того и он. И заразу тело не осилило, и лекарство от нее не придумано. Это правда. Горькая, обидная правда и против нее не попрешь!

Отвлекся от дум, ощутил голый бок, спящей рядом Делис. Церковники приписывают спать в сорочках. В грехе ты живешь или в союзе, значения не имеет. Они спали голышом. Больно надо Небодержцу различать тех, кто в сорочке кто, без. Все одно, коли в ум придет согрешить, ничего не остановит. Ни ясный день, ни хворь, ни заботы, ни пост. Таков человек от веку. До запретного охоч, до ответа боязлив.

Приподняв голову, Курт поглядел в окно. Темно еще. Кролей кормить рано. Курям разве встать зерна сыпануть, да плошки поменять, несушек проверить? Вот ведь не задача, специально извел собак, чтобы Делис легче с живностью управляться. Одного щенка оставил, а он паразит цапнул и удрал. Придется покупать сторожка. Пустобреха блохастого. Лишь бы лаял, да меньше жрал. Курт прикинул, что из оставшегося личного имущества, можно на рынке продать. Делис, как он уйдет, деньги понадобится. И самой и дитёнку, что от него носит. Мысль о будущем ребенке вызвала в нем прилив трепетной нежности. Повернувшись, поцеловал голое плечо жены. Так и подумал − жены. Ничего что в церкви не благословлены. Он хоть сейчас, а Делис артачится, боится. Как священник отнесется к её положению? Такое не утаишь. Решили позже. А позже-то и не получается! Уйдет он завтра. Нет, не бросит, не сбежит. Еще третьего дня сказал (соврал!), сходит к родне в деревню, родителей повидать. Заодно присмотрит, может им там место найдется. Не ленясь, на земле с голоду не пропадешь. А повезет, в лесничие подастся. Болуша сменит. Годков-то ему сколько? Если жив еще. Делис сперва воспротивилась, но потом согласилась. Тоже надоело под чужой властью жить. Он её понял. Боялась, вдруг и его, как прежнего мужика прибьют. Что ей потом делать одной да еще с прибытком. Курт улыбнулся. В их деревне у кого дите народится, того с прибытком поздравляли. Дескать, богаче стали. Сразу вспомнилась родные места. Темный Бор. Дорога в поля. Полям тем кажется конца края не видно, иди - не дойдешь. Обман. За полями − крыши домов. И не разглядишь сразу, соломой крыты. Сама дорога, что веревка оземь брошенная. Туда-сюда, туда-сюда вьется, мотается. У самой деревни поля обрываются, будто рубеж положен. Песок! Чистый речной песок. По улице ступаешь, по щиколотку вязнешь. И так до самой речки. Болоболки. Берег покрыт промоинами и ямами. Весной, как паводок сойдет, в них рыбы - руками бери. На заре из дому убежишь, в речку бултых! Курт словно почувствовал соприкосновение с водой. Говорят она поутру теплая! Ни шиша не теплая!... По коже пошли мурашки...