Артем Михайлов: Изобретатель чудовищ

Размышления Феликса прервал брат Константин, по обыкновению, принесший ему поесть.

— Любопытно… — смерив его рассеянным взглядом, произнес Феликс. — Моя келья, она у вас предназначается для гостей?

— Да, — подтвердил монах. — А почему вы спросили?

— Вероятно, мне предстоит задержаться в монастыре на неделю. Я думал, может быть, у вас найдется какое-нибудь более благоустроенное жилье. Здесь только койка и стол, совершенно нечем заняться. В гостевой келье стоило бы завести хотя бы полку с книгами.

Монах любезно развел руками:

— Неделя — не такой большой строк, вы не успеете соскучиться.

Однако в действительности отнюдь не полка с книгами интересовала Феликса, когда он задавал свой вопрос. Едва Константин вышел, унося пустую посуду и поднос, Феликс нахмурился. В его уме мелькнула полустертая надпись: "Не верь им!". Ужели отчаянное предостережение было нацарапано на стене таким же, как он сам, гостем?

Больше Феликс не сомневался в своем следующем шаге. Какие бы богатства ему ни сулили в обители, в первую очередь необходимо было подумать о безопасности. Нельзя было медлить. В автомобиле хранилось кое-что, важное для него. Он хотел забрать эту вещь перед самым уходом из монастыря, но обстоятельства изменились. Ему она была нужна немедленно!

Взяв со стола лампу, Феликс покачал головой. Нечего было и ожидать, что он сумеет проскользнуть по коридорам незамеченным. Ведь он здесь единственный, кто ходит со светильником, любой монах сможет следить за ним даже издалека.

Но выбора не было. Поблуждав по погруженной во мрак обители, он, наконец, нашел путь во двор. Никто его не останавливал, но спиной Феликс всю дорогу чувствовал слежку.

Искореженная машина по-прежнему стояла в монастырском дворе. Туман, как ни странно, до сих пор еще не рассеялся, в воздухе плыла белесая дымка. Феликс поставил лампу на землю и сел в машину. Он осторожно оглянулся по сторонам: не вынырнет ли из туманной пелены черная ряса? Убедившись, что никого нет, Феликс быстро заглянул под сиденье. Из тайника он выудил пистолет.

Сунув его под рясу, Феликс для отвода глаз еще покопался в бардачке и прихватив первый попавшийся предмет, вылез из салона автомобиля. Однако силуэт монаха уже маячил в двух шагах.

— Вы что-то искали? — ковыляя к гостю, осведомился хромой монах: на ходу он припадал на обе ноги и переваливался, словно утка.

— Да, — Феликс небрежно продемонстрировал ему бритву. — Я взял ее в бардачке, — он пощупал заросший худой подбородок. — У вас где-нибудь можно достать горячей воды?

— Брат Константин принесет, если требуется, — ответил монах. — Подождите его в келье.

Вскоре Феликс получил воду, мыло и маленькое квадратное зеркало. Неровный свет масляной лампы не позволял отчетливо разглядеть свое отражение. Обветренное, замкнутое, небритое лицо в зеркале казалось самому Феликсу почти чужим.

Он вспомнил себя до тюрьмы: молодого человека с мужественными чертами и жесткой короткой стрижкой. Он был стрелком — участвовал в спортивных турнирах, побеждал. Награды, крупные призовые деньги, фанфары, фотографы — все это было в его жизни. По иронии судьбы, его любимая девушка оказалась пацифисткой. Она ненавидела оружие, а ради нее Феликс готов был на любой подвиг. Тогда он и принял решение, показавшееся многим его друзьям сумасбродным: отказаться от карьеры стрелка. Но, как это часто бывает, искреннее чувство столкнулось с предательством. Миновал год, и ветреная подруга оставила Феликса. Дальше последовало злосчастное обвинение в серийных убийствах, отправившее его на скамью подсудимых. Оно положило конец всем надеждам и планам. На свободу Феликс вышел изгоем, одиноким загнанным зверем.

После продажи имущества Феликс, положивший в карман крупную сумму, купил для самозащиты пистолет. Когда он стиснул пластмассовую рукоятку в ладони, то сразу понял — вот кто никогда не предаст. Теперь пистолету предназначалась роль последнего аргумента, если монахи не захотят соблюдать условия заключенного с ним договора.

Ночью Феликсу вновь не удалось выспаться. Его пробудили уже знакомые мерзостные причитания: "Магог… Магог… Магог…". Феликсу чудилось, что даже в его мозгу отдается это гнусное слово.

Он больше не сумел уснуть, до утра пялился в потолок и встал с постели совершенно разбитым. Когда Константин явился с едой для него, Феликс встретил монаха воспаленным взглядом.

— Можете передать настоятелю: я принимаю его предложение.