Дэйв Дункан - Золоченая цепь

– И какая же слава?

– Думаю, нам не стоит соревноваться в лести. Это может быть опасно.

– Такая опасность меня не очень пугает. – Он подтвердил это, придвинувшись чуть ближе.

– Это тоже часть вашей славы.

Это было весьма многообещающе, но прежде, чем он осмелеет в своих чаяниях, нужно выяснить, не отпугивают ли ее его Узы.

– Мне говорили, что Белые Сестры умеют распознавать Клинков на значительном расстоянии.

– Тридцать шагов или около того. В толпе – меньше.

– С наветренной или подветренной стороны?

Она снова рассмеялась.

– При любом ветре. Я могла бы почувствовать ваше присутствие из-за стены или в темноте. Ваши Узы – очень мощное заклятие.

– Как почувствовать? По запаху?

Она улыбнулась.

– Это старые предрассудки. Ни по запаху, ни по виду, ни по прикосновению, ни по звуку, и в то же время по всем этим признакам, вместе взятым. Попробуйте объяснить слепому, что такое цвет.

– Я ведь спросил первым. На что похож Клинок, чем он отличается от других?

Она задумалась, мило склонив голову набок.

– Он интенсивнее. Клинок выделяется из группы… солидностью, значимостью, пожалуй. В конце концов, распознавать заклятия – мой долг, мое умение. Кинжал в ящике с кухонными ножами.

– Очень интересно. А на слух? Могли бы вы узнать меня по голосу?

– Даже когда вы молчите. В любой момент. Это как самая верхняя нота у трубы – очень высокая, очень чистая… Возможно, звучит не очень приятно, но это не так. Это даже возбуждает.

– Возбуждает?

– В военном смысле этого слова, – поспешно сказала она. – А что касается запаха, знаком вам запах раскаленного железа?

– Запах Кузницы, наверное. – Он накрыл ее руку ладонью. – А прикосновение?

Она застыла. Он испугался, что поспешил, но она не отдернула руки. Она только перевернула ее, чтобы они соприкасались ладонями.

– Сильное.

– Выходит, быть с Клинком не так уж страшно?

– Можно привыкнуть.

– Почему бы не начать с того, чтобы сходить со мной на завтрашний маскарад?

Она изумленно взглянула на него:

– О, с удовольствием! Вы это серьезно?

Они разошлись через час, когда ему пора было заступать на дежурство. Он забыл спросить ее имя. К концу маскарада он знал его, и еще знал, что это и есть та рыбка, которую ему очень хочется вытащить на берег. Надо только тянуть леску поосторожнее.

Кэт была на этот счет другого мнения. На следующий день после маскарада, когда они рука об руку шли меж цветущих кустов, она спросила его:

– Этот ваш страшный ритуал с пронзанием сердца – от него остаются шрамы?

– Два – на груди и на спине. У меня их четыре.

– Я хочу посмотреть на них.

Земля и пламень!

Он отвел ее к себе – в маленькую, плохо освещенную комнатку, почти полностью занятую большой постелью. Он запер дверь – в своем кругу Клинки ведут себя бесцеремонно – но она не возражала. Она отвернулась, разглядывая гравюры на стене, а он встал ближе к свету. Пока он снимал камзол, а за ним рубаху, сердце его колотилось так, словно он не оставался наедине с женщиной много лет. Потом она обернулась. Он протянул руки; она бросилась в его объятия.

На шрамы она даже не обратила внимания.

Очень скоро он понял, что опыта в любви у нее нет. Зато у него опыта хватало. Он был искушен и – по такому случаю – особенно осторожен. И исключительно удачлив.

После, когда они лежали обнявшись, он шептал ей на ухо много всякого, но запомнил только одно:

– Ты меня поражаешь. Мы знакомы всего два дня.

Она прижалась к нему еще крепче.

– Я люблю тебя уже много месяцев. Неделю за неделей я старалась попасться тебе на пути, а ты, кажется, меня и не замечал.

– Я замечал. Я всегда боялся, что ты подумаешь… что вблизи Клинок будет тебе неприятен.

– Еще как приятен.

– Трубы и раскаленное железо, кинжалы… а на что похож я сейчас?

– Мм? – Она потеребила волосы у него на груди. – Это словно лежать в постели с мечом.

– Ты имеешь в виду обнаженного Клинка?

– Вот именно.

– Значит, говоришь, много месяцев? Тогда за мной большой долг. Расплачиваться и расплачиваться.

Она вздохнула и потянулась.

– Начинай прямо сейчас.

На следующий день он дежурил в приемной вместе с Парсвудом и Скримпнелом. Они тайком резались в кости, катая их на подушке, чтобы не шуметь, и не обращая внимания на неодобрительные взгляды ожидавших аудиенции – те прекрасно понимали, что Клинки не позволили бы себе этого, будь здесь кто-нибудь мало-мальски значимый. Вечерело, пажи зажигали лампы, Камергер шуршал бумагами у себя за столом. Время от времени в дверь нырял или выныривал обратно секретарь.