Замечателен и двор монастыря-училища: монастырское кладбище, сровненное с землёй. Когда кладбище уничтожали и подводили к будущему очагу просвещения современные коммуникации, экскаваторы выбрасывали из разоряемых могил множество черепов и костей.
За отсутствием особых развлечений, Иван и его друзья по школе, расположившейся тоже на костях монастырского кладбища, чувствуя себя крутыми пиратами и страшными лесными разбойниками, замирая от страха, по ночам развешивали на деревьях монастырского сада черепа и кости. Кто-то сказал, что, если вставить сухие гробовые гнилушки в глазницы черепов, они в темноте будут светиться. Теоретически — да, а на практике — не очень. Однако пацаны убеждали себя, что всё круто.
Со сменой идеологии, всеобщим прозрением и просветлением монастырь был восстановлен, пардон, «возрождён», а училище, переименованное в колледж, загнали в единственный новостройный корпус на монастырской территории. Так что все занятия от математики и биологии до сольфеджио и хора проходили под аккомпанемент колокольного звона. Надо бы отгородить территорию учебного заведения, да у колледжа денег на счету — кот наплакал. В монастыре после разрухи и запустения тоже лишней копейки не было. Были, конечно, деньги, но были и огромные затраты на восстановление. Пока даже кирпичную стену вокруг монастыря было не по средствам привести в надлежащий вид. Зияла стена многочисленными рваными проломами — следами народнохозяйственной деятельности прежней власти.
А звонарём в ожившей Обители стал Ванин коллега-музыкант, бывший ресторанный барабанщик Колян, на всю голову заболевший колоколами и даже открывший по благословению светских и духовных властей «Городской институт русского колокола», где он был и директором, и научным сотрудником, и консультантом, и звонарём-испытателем.
Интересно, что на нужды нового очага науки Колян исправно находил спонсоров и жертвователей, а для него это было важно: как мирской служащий барабанщик-звонарь состоял в монастыре на жаловании. А прижимистый игумен Хризостом платил копейки, более радея о хозяйственно-реставрационных нуждах. Тоже можно понять. Вот и приходилось парню в свободное от творчества время заниматься научной работой.
На задворках монастырской территории, Бог весть каким образом, при безбожной власти возник особняк, в котором проживала дружная семья то ли татар, то ли эвенов. Короче, потомки древнего кочевого коренного населения края, а может и не кочевого. Не могли их выдворить с церковной территории и после возрождения — прописаны были на жилплощади по всей форме. А у кочевников квартировал, тогда ещё молодой и малоизвестный, выдающийся ныне писатель нового поколения.
Писатель прозрачно намекал соратникам и почитателям таланта, что он установил духовный контакт с неким, захороненным в давние времена на монастырском кладбище Праведным Старцем.
Впрочем, тут ясности нет, но Писатель утверждал, что информацию для своих романов-открытий он получает у самого Праведника.
Хорошо знакомый берег 2
На берегу могучей Сибирской Реки, к берегам которой вплотную подступала древняя тайга, стоял великий хан Тогизбей. Взор его устремлен был на тучу, нависшую над Могучим Утёсом. Тогизбей велел своим людям возвращаться в становище. Он всегда чувствовал момент, когда туча готовилась выкинуть один из своих номеров. Свите незачем было присутствовать при этом чуде, посланном духами, чтобы уважить его ханское достоинство.
Сложно жилось Тогизбею. Никто кроме него не знал, что прямо на территории охотничьих угодий племени находились эти невиданные сооружения, называвшиеся буровые. А среди людей, прилетавших на вертолетах, были и его, Тогизбея, соплеменники, с которыми он сам, оставаясь Великим ханом, «работал вахтовым методом», и после вахты летел в Город, где жил и отдыхал до следующего заезда в странном деревянном доме(не в чуме) на территории какого-то святилища чужой веры под названием «монастырь». В доме он жил вместе со своими сородичами, а всем на территории монастыря распоряжались могущественные шаманы, которых здесь называли монахами, во главе с Игуменом Хризостомом — главным шаманом этого святилища-монастыря.
И вот он, глава племени, хан, лишний раз робел пройти по монастырскому двору, чтобы не столкнутся с монахами или, не дайте Духи Рода, с самим Хризостомом. А священники его как-то и не замечали, что с одной стороны радовало, но и наносило урон Ханскому самолюбию.
Читать дальше