Анастасия Вернер - Кровавый закон

— Стой, — крикнула ему Олиф, — а остальные?!

— Идем.

— Стой! Стой!!! Почему они не идут?!

Ни змеи, ни воины вместе с Ринслером со своих мест не трогались.

— Я не пойду без них!!!

Лекс остановился и так раздраженно сплюнул, что Олиф показалось, будто он сейчас нарушит свой принцип «не бить женщин» еще раз.

Вокруг творилось что-то невообразимое: пески, озверевшие от долгого бездействия, решили отыграться на людях и Песчаниках за все эти годы, или даже столетия. И в этой атмосфере хаоса и завывания всем уже давно знакомой похоронной музыки пустыни, девчонка, решившая поиграть в благородного рыцаря, выглядела, как кусок мяса среди звезд. Нужно было бежать, а она стояла, и казалось, вообще не замечала ничего вокруг.

— Что, не идет? — спросил подошедший к ним Ринслер.

Его одежда и рубаха, повязанная поверх головы — все разметалось и колыхалось на нем под порывами ветра.

— Нет. Спрашивает, почему не идете вы, — сжал челюсть Лекс.

— Нужно было рассказать.

— Рассказать о чем?! — выкрикнула Олиф, боясь, что завывания песков заглушат ее вопрос.

— Мы не выйдем за вами, потому что не можем, — снисходительно пояснил Ринслер.

— Как это не можете?

Бывшие друзья переглянулись, и оба промолчали. Тут не нужны были слова, Олиф и так все поняла. Она посмотрела на спокойного Ринслера и хмурого Лекса так, словно только что узнала о них нечто такое, что навсегда изменило ее жизнь.

— Почему? — Она спросила это так тихо, что в общем окружающем шуме ее никто не услышал, но все догадались. Этот вопрос был закономерен.

Ринсдер усмехнулся так, словно речь шла о чем-то совершенно обычном.

— Почему? Черт его знает. Может потому, что мы слишком долго были среди Песчаников.

— Но ведь вы не такие… — этих слов уже никто и не услышал, и по губам никто не разобрал.

Олиф, кажется, забыла, как дышать, и вдруг перестала моргать. Она тупо смотрела на Ринслера, на остальных воинов, которые перекидывались какими-то похабными шуточками, на змей, которые уже давно смирились с тем, что их миру пришел конец. Знали не только Ринслер с Лексом. Они все знали. И только Олиф, как последняя идиотка, снова ничего не понимала. Не знала. Не принимала.

— Вы останетесь тут? — вдруг на удивление громко спросила она.

— Да, где ж еще.

— Тогда я тоже останусь.

— С ума сошла?! — грубо прикрикнул на нее Лекс.

Но Шина была права: конец наступит, рано или поздно. Так что, пусть будет рано.

— Мы все должны остаться здесь. — Олиф взглянула на мужчину, и вздрогнула, потому что он смотрел на нее то ли с жалостью, то ли с болью. — Это нечестно, если кто-то выйдет, а кто-то нет. Или все вместе, или никак.

— Да она борец за справедливость, — как-то удивленно заметил Ринслер.

— Да. Напоминает кое-кого, да?

— Да уж. Помочь дотащить?

— Сам справлюсь.

Лекс подошел к Олиф сзади, аккуратно взял за локоть и потянул на себя.

— Идем, — тихо, но отчетливо приказал он.

— Что? Нет!

— Идем.

— Отпусти меня!

Олиф с такой силой треснула его по скуле, что сама не поверила в свои же действия. Она растерялась, и поэтому, когда Лекс перехватил ее руки и ноги, перекинул себе на плечо, ей осталось только истошно вопить. Она так брыкалась, что если бы не подошедший на помощь Ринслер, Лекс бы ее не удержал. Они вдвоем скрутили девчонку и потащили к Песчаной Завесе. Лекс так на нее злился, что в какой-то момент не выдержал и заорал, перекрикивая завывания ветра:

— Ты родилась, чтобы жить, дура!!!

Но Олиф было плевать и на слова, и на действия. Она не могла выбраться туда, обратно, в настоящий мир, оставив все, что когда-то обрела, погибать здесь. Жить, зная, что ты выбралась, а остальные не смогли? Нет. Нет, она не сможет. Потому что Олиф знала, что многие обитатели пустыни заслужили этого шанса спастись намного больше, чем она.

— Отпустите меня!!!

Ринслер отпустил ее, и почти сразу же залепил пощечину.

— Успокойся. Если есть шанс выжить, всегда, всегда хватайся за него.

Лекс крепко сжал ее плечо, и буквально вытолкал за Песчаную Завесу.

Вдруг стало очень тихо.

Нет, крики людей все еще слышались вокруг, но почему-то они стали такими незначительными. Олиф не почувствовала ничего — ей было ни жарко, ни холодно. Не хотелось стоять, дышать, жить. Ничего не хотелось. Зачем они вытащили ее сюда? Девушка впервые почувствовала себя овощем.

— Эй, Лекс, — неожиданно окрикнул его Ринслер. — Похоже, я должен тебе аж две бутыли виски.

— Отдашь еще, дружище. — Лекс выдавил это так тяжело, словно в чем-то переступал через себя.