Анастасия Акулова - В дебрях законодательства

Боль. Какое же многогранное, многоликое слово, хотя и кажется однозначным. Боль физическая, боль душевная – она следует за нами по пятам, на протяжении всей нашей жизни, нередко объявляясь в самый неожиданный момент. Иногда именно боль остаётся последним напоминанием о том, что мы всё ещё живы, иногда она проходит вскользь, едва коснувшись души или тела, а иногда… иногда она наполняет собою всё вокруг, каждую клеточку, каждую фибру, и сталкивает в пропасть такой отчаянной безысходности, что легче принять яд.

Боль… её так много внутри меня, вокруг меня, что я задыхаюсь. Горло, грудь горят огнём, как у больной, так, что хочется разорвать ногтями, вырвать сердце и выбросить – подальше, чтоб не чувствовать ничего… всю мелко трясёт, как припадочную, текут безостановочные слёзы. Сами собой сжимались руки, сминая нежную ткань простыни, стискивались зубы в попытке сдержать отчаянный вой, но самое страшное – я начинала ненавидеть себя с каждой новой секундой…

Чувство вины при определённых обстоятельствах может стать наихудшим из всех существующих. И пусть Лина не была мне кем-то действительно родным и близким, а просто подругой полузабытого детства, меня раздирало изнутри это чувство… чувство, будто именно я виновата в том, что с ней случилось.

Ведь всё это из-за меня. Я – та чёртова Избранная, на которой свет клином сошёлся, а она… она была всего лишь прикрытием. Ключом к одной из печатей-замков. Жертва… Да, я понимаю, что никогда не желала ей зла и ни за что на свете не допустила бы подобного, если бы догадалась чуть раньше, ну хотя бы на час, но… Я же чувствовала, что что-то не так, и с Вернером, и с его «ухаживаниями», да и со всей этой ситуацией в целом! Так нет же, как дура, предпочла всё это игнорировать, поверила в «сказку»… Хотела сказки?! Вот, получите и распишитесь. Теперь я вся из себя принцесса: Избранная, жена наследника престола! Смешно и горько, и… невыносимо.

В своей жизни я совершила столько ошибок, что не счесть. Но все они, даже самые неприятные, можно было исправить. И только теперь я понимаю, что именно эта возможность – исправлять ошибки – важнее всего. Теперь за эту возможность я отдала бы многое. А всё остальное кажется мишурой – такой до нелепости пёстрой, дешёвой и искусственной…

Мир снова стал таким, каким я его знала раньше: продажным, жестоким. Теперь все эти юные мечты, что успели зародиться, казались такой глупостью, несуразной, детской, бессмысленной… непростительной.

Всё смешалось. Боль от потери дома, неудачи, осознание того, что меня использовали вслепую и собственной никчёмности, вина за чужую жизнь, будто это мой грех… Лина, она всегда была как ребёнок: добрая, мечтательная, доверчивая, такая мягкая и ведомая, светлая, каких, верно, и нет больше – потому что из таких вьют верёвки, пускают в расход, пользуясь их бесконечной верой в то, что все вокруг – лучше, чем кажутся. И от этого ещё горше. Сердце леденело от осознания: вырвали душу, отдали на съедение какому-то камню… Не тело – душу!..

Наверное, мне впервые в жизни повезло, потому что хуже участи, чем то, что случилось с Линой, я пока даже представить себе не могу. Но легче от этого не становилось.

Я очнулась в огромной мягкой кровати, со всех сторон занавешенной балдахином, заваленной мягкими подушками, застеленной шёлковой постелью, и не могла даже пошевелиться незнамо сколько. Только слёзы жгли лицо и сотрясала мелкая дрожь.

Ужас, леденящий кровь, не отпускал и, верно, ещё долго не отпустит. Что мне теперь делать? Как быть? Кто я теперь? Титулованная рабыня, безвольное оружие в руках убийц, которых готова придушить собственными руками – да руки коротковаты?..