Питер Дэвид - Сэр Невпопад из Ниоткуда

– Ты, – старик грозно сдвинул брови, – устраивает это тебя или нет, являешься моим оруженосцем. И потому я отвечаю за твои поступки. Одно дело – прикидываться выжившим из ума слабосильным старцем, и совсем другое – покрыть себя позором, воспитав оруженосца, готового сбежать из крепости, лишь бы не участвовать в выполнении миссии, которая на него возложена лично королём. Такого я не потерплю!

– Значит, по-вашему, мне придётся рисковать своей шкурой ради идиотских и превратно толкуемых понятий о чести и доблести?! – запальчиво воскликнул я.

– Именно так, Невпопад. Как раз это тебе и предстоит. – Он насмешливо улыбнулся и погрозил мне пальцем. – Ведь не кто иной, как ты, привёл всю махину в движение, по твоей, а не по чьей-либо ещё вине закрутились все эти колёса и шестерни. И я тебе не позволю позорно удрать, нанеся мне этим бесчестье, и оставить меня одного расхлёбывать последствия твоих поступков. Вспомни, я ведь помешал Морнингстару и его прихвостням вышибить из тебя дух. Но при желании... Что ж, эту свою оплошность я ещё вполне мог бы исправить. Итак... Его величество король Рунсибел ждёт нас с тобой в своих покоях через десять минут. И мы оба туда явимся, иначе, молодой человек, тебе же будет хуже. Ты понял меня, оруженосец?

Тут мне снова пришло на ум, до чего ж некоторые жаждут удержать меня в этой проклятой крепости, не дать мне удрать. И при этом движут ими отнюдь не добрые чувства ко мне.

Я швырнул свой узел на пол, и сэр Умбреж одобрительно кивнул. А что, скажите на милость, мне ещё оставалось? Покачав головой, я тоскливо пробормотал:

– Наверняка эта дурацкая миссия окажется мне не по силам и я погибну ни за грош. Вот будет весело, да?

– Ну-ну, дружочек, – с жизнерадостной ухмылкой, показавшейся мне отвратительной, ответил Умбреж и похлопал меня по плечу, – лучше уж ты, чем я. Вот тебе моё слово.

Можете себе представить, как меня это воодушевило.

Мы не мешкая отправились в королевскую личную приёмную. Рунсибел далеко не все государственные дела вершил, сидя в огромном парадном зале на своём троне. Во всяком случае, для того чтобы послать бог весть куда на верную гибель несчастного хромоногого оруженосца, вполне годились и личные покои. Так что выслушать свой смертный приговор мне предстояло, так сказать, в камерной, интимной обстановке. Но всё в жизни относительно, и даже самые небольшие из помещений, занимаемых в крепости его величеством, раза в три превосходили нормальное жилище целой семьи.

У входа в покои навытяжку стоял часовой. Просто потому, что так полагалось. На самом же деле охранять Рунсибела ему было не от кого: проникнуть в эту часть крепости могли только свои, доверенные лица, не представлявшие для его величества никакой угрозы. Вроде Умбрежа и меня, например. Часовой нас приветствовал едва заметным кивком, и мы поклонились ему в ответ. Никакого оружия при нас, разумеется, не было, даже обыкновенных кинжалов. Ношение оружия в покоях их королевских величеств не допускалось. На всякий случай.

Страж, не поворачиваясь к нам спиной, протянул руку и легонько постучал в дверь костяшками пальцев. Ещё одна мера предосторожности. Хотя, говоря по правде, в данном случае ею можно было бы и пренебречь – едва ли во всей крепости можно было сыскать ещё двоих столь же безобидных существ, как мы с Умбрежем. Изнутри донеслось властное:

– Пусть войдут!

Мы повиновались. Умбреж ткнул кулаком мне в спину. Хоть и не сильно, но чувствительно. Это чтобы я держался прямо. Просторное помещение, в котором мы очутились, было обставлено роскошно и вместе с тем изящно. Оно условно делилось на две зоны – для работы и отдыха. Слева виднелся огромный письменный стол в окружении нескольких стульев с высокими спинками, справа вдоль стен стояли низкие кушетки и мягкие кресла, а между ними в центре – невысокий чайный столик. Всю мебель украшали богатые инкрустации из золота и слоновой кости, кушетки и кресла были обиты тёмно-пурпурным плюшем. Окна оказались полуприкрыты тяжёлыми пурпурными шторами, что придавало приёмной уютный, мирный и какой-то домашний вид. Это впечатление усиливалось ещё и тем, что за чайным столиком в скромном и простом наряде сидела её величество и с улыбкой разливала в три фарфоровые чашки ароматный горячий чай. Две из них, судя по всему, предназначались для меня и Умбрежа.

– Джентльмены, – произнесла Беатрис, и улыбка на её лице стала шире, – прошу садиться. – Жестом она указала на низкий диванчик подле себя.