Макс Далин - Берег Стикса

А вот в подъезде, куда Роман зашел, было куда как хуже.

Стены подъезда были разрисованы так, что свежий человек ни за что не определил бы, в какой цвет они окрашены. Самым выдающимся пятном смотрела тщательно выписанная не маркером каким-то там, а настоящей масляной краской статуя Свободы с вытаращенными, налитыми кровью глазами, дохлой жабой, распяленной на шипах ее венца, и шприцем в руке. Чувствовалось, что художник провел на лестничной площадке не один час, причем во всеоружии.

Остальные граффити не дотягивали до этого уровня. Все эти глючные грибы, черепа, черти, голые девицы в диких позах, шипастые готические названия рок-групп – выглядели привычно и отдавали дешевкой и банальщиной.

На лестнице пахло мочой, помойкой и тем приторным дымом, который образуется от курения анаши. Под звонком знакомой квартиры в виде щегольской таблички красовалась надпись: «Свищ – ананист!» Роман чихнул и позвонил в дверь. Спустя минуту позвонил снова и держал палец на звонке достаточно долго, чтобы причинить обитателям квартиры неудобства, требующие устранения.

Из смутного буханья музыки за дверью выделился раздраженный голос: «Да откроет кто-нибудь этому уроду или нет?!» Глас вопиющего в пустыне… Роман позвонил опять.

Дверь распахнулась, выпустив на лестницу облако дыма и грохот рока. В дверном проеме возникла тощая осоловевшая девица с белесым ежиком волос и голой грудью.

– Ты, мать твою, кто?! – осведомилась она.

Роман молча отшвырнул ее с дороги и походкой Командора направился в вонючий, грохочущий сумрак квартиры. «Он бы давно проломил бы мне череп, если бы я не создал огнемет!!» – надрывался магнитофон. Девица что-то обиженно орала вдогонку. Из кухни несло горелыми тряпками, а из сортира – тем, чем и должно нести из сортира, если это уважающий себя сортир без пижонских наворотов. Роман скорчил брезгливую гримасу и вошел в комнату.

Хозяин, Свищ-онанист, уделял огромное внимание интерьеру. Потолок и стены были выкрашены черной краской, а поверх черной красовались растекшиеся кляксы красной. С тусклой и страшной люстры свисала петля из телефонного провода. Магнитофон вопил с обшарпанного табурета, заклеенное изолентой зеркало отражало полуголых растрепанных людей, производящих какие-то сексуальные действия на грязной кровати без ножек, а сам хозяин, привалившись с отрешенным видом к батарее парового отопления, делал три дела сразу. Слушал музыку, курил косяк и дрочил.

Роман подошел к табурету и пнул по нему ногой.

Провод магнитофона вырвался из розетки, магнитофон с дребезгом рухнул на пол, и наступила тишина. И возникла пауза.

Роман во время этой паузы стоял, скрестив руки на груди, надменно глядя в потолок и вообще – изображая Князя Тьмы во плоти. И все успели его рассмотреть.

Свищ бросил косяк и вскочил на ноги.

– Ромка, ты чего, охерел?! – спросил он достаточно любезно, чтобы это не выглядело совсем уж убийственной агрессией. У него было благодушное настроение.

– Луна убывает, – проговорил Роман не торопясь. – С новолуния у меня будет другое имя. А ты, смертное ничтожество, можешь слушать, пока я здесь, а можешь продолжать заниматься херней. В последнем случае мои новые покровители не имеют к тебе никакого отношения.

На кровати прекратили, так и не кончив. Девица в дверях смотрела на Романа, как на собственную нелепую галлюцинацию.

– Именем Дамбладора, именем Геллы, под знаком черного козла… – подняв глаза в потолок, процедил Роман сквозь зубы. – Слышишь ли меня?

– Я? – растерянно спросил Свищ.

– У него крыша поехала, – сказала девица в дверях.

Роман не спеша подошел к ней, взял ее за руку – она смотрела с тупым удивлением и не сопротивлялась – и вспорол клыками вену у нее на запястье. Девица задохнулась – и издала пронзительный вопль. Роман сделал несколько быстрых глотков и отпустил ее, облизывая губы.

– Ты совсем сбрендил?! – взвизгнула девица, пытаясь зажать рану.

– Прах у Его ног, благодари, что я тебя не убил, – бросил Роман презрительно.

– Ты чего, а? – спросил незнакомый рыжий и волосатый с кровати, путаясь в джинсах.

– Он считает, что вы, уроды, вместо служения только коптите небо и ублажаете свои ничтожные тела, – изрек Роман так весомо, как только смог. – Я умолял Его дать вам шанс – и Он снизошел. Вы должны измениться, иначе умрете.

– Кто – он? – пробормотала толстуха с кровати севшим голосом.

– А то ты не знаешь!

Стало очень тихо. Заткнулась даже раненая девица. Они догадались – кто, хотя Роман и не называл никаких имен.