Пол Керни: Иное царство

Что, если в лесу обитает народец холмов, как в сказках, которые ему рассказывала Роза? Что, если там есть волки, и медведи, и тролли, и злые колдуньи… и феи тоже? Но не такие, которые живут в цветах. Что, если они большие, молчаливые, злорадные, почти как гоблины? У них есть свое гоблинское царство, с замками и рудниками. И рыцари в латах с мечами, и женщины с длинными волосами в башнях. Что, если все это есть на самом деле, взаправду?

И в его сознании всплыла картина… может быть, чье-то чужое воспоминание. О том, что случилось давным-давно в другом месте… или, быть может, еще только должно случиться.

Лошади уже еле брели, понурив головы, совсем обессилев. От их боков поднимался пар, резко пахнущий потом. Майкл и Котт спешились, мышцы их собственных ног подрагивали словно от сочувствия.

— Мы не сбили их со следа, — сказала Котт, отбрасывая налипшие на лицо волосы. Майкл кивнул. Он так устал, что ему было почти все равно. Страх гнал их долго и далеко, но даже его притупило утомление.

— Костер, — сказал он. — Я разведу костер. Смеркается. Скоро наступит ночь.

И снова взойдет луна. Полнолуние миновало, и она шла на ущерб, но ее диск в небе оставался еще широким и серебряным. Достаточно, чтобы взбодрить погоню. Достаточно, чтобы охотиться. Скоро лес превратится в лабиринт светотени — серебряных лунных лучей и мрака.

— Господи, как мне надоели деревья! — сказал он.

Котт не ответила. Она расседлывала лошадей, растирала отсыревшими потниками. Сегодня их не требуется привязывать — они никуда не уйдут.

Мрак. Он выползал из древесных стволов, сочился из палой листвы, кровоточил в снежные облака. Мрак ему тоже надоел. Две трети суток занимал мрак.

У подножий безмолвных деревьев хватало хвороста, а среди изогнутых корней накопились кучи сухих листьев. Там, где сплетения ветвей редели, на земле лежал снег. Земля была холодной — глина под перегноем высасывала тепло. Им нужен костер — и защитник и податель бодрости.

Он оцарапал костяшку пальца о сталь и тихо выругался. Его слабая рука превращалась в помеху. Искра за искрой падали на трут, чуть дымились и гасли. Наконец одна затлела. Он нагнул лицо к самой земле и с бесконечной осторожностью начал дуть, пока не разгорелся огонек, хрупкий, как цветок, танцуя на листьях и сухих веточках. Выстилка птичьих гнезд служила отличным трутом, если была давней, а гнездо хорошо укрыто.

Огонек все разгорался и разгорался. Теперь Майкл подкладывал в него тонкие прутики, подкармливал его. А когда он выпрямился, и в спине что-то хрустнуло, его поразило, что уже почти воцарилась полная темнота.

Котт развернула их постели, и на него даже через костер пахнуло от них душной затхлостью. Столько дождливых ночей, столько глины внизу! Согревались они только теплом друг друга. Но, несмотря на такую близость, уже много дней они не сливались в любви. Кто-то должен был сторожить, чтобы — как три ночи назад — их обоих не разбудило пронзительное ржание лошадей, и, приподнявшись, они увидели глаза за кругом света от костра, услышали глухое рычание, почти напоминавшее речь. Они чуть не погибли.

А костер уже пылал. Он бросал в огонь толстые ветки и следил, как искры уносятся вверх, будто только что выкованные звезды. Тепло ласкало его исхлестанное ветром лицо, успокаивало ноющую боль в покрытых шрамами руках и ногах.

Они поели вяленого мяса с пресной лепешкой и запили глотком вина. Доброе красное вино из крохотных виноградников, которые люди сажали в лесу у подножья холмов, почти не испорченное бурдюком. В амфоре оно было чудесным. У них его осталось меньше кварты — есть о чем пожалеть. Когда он вдыхал аромат вина, смрад сырых лесов исчезал из его ноздрей, и он думал о светлых солнечных склонах, обремененных лозами, — о тех местах, которые не видел ни разу в жизни, о каменных плитах, таких горячих, если к ним прикоснуться! Он улыбнулся Котт, зная, что и она принадлежит лету и любит тепло. Укутанная в плащи, она выглядела такой бледной и изможденной, что он притянул ее к себе, ощутил ее тонкую, по-птичьи легкую фигуру. Полые косточки, подумалось ему.

— Сегодня нас ждет тихая ночь, — сказала она, склонив голову ему на плечо. Он почувствовал, как она судорожно зевнула.

— Почему ты так думаешь?

— Днем они движутся медленно и держатся самых густых чащ. Они будут проходить пять миль, где мы проезжали одну. Позади нас тяжелые места.

Еще бы! Они ведь чуть не загнали своих лошадей. Как долго еще смогут лошади продираться сквозь подлесок? Ноги у них были все в царапинах и ссадинах, а вчера серый упал на колено и распорол его об острый корень. Он охромел, и рана не заживет, пока будет продолжаться их бегство. Гнедая, Мечта, была не в лучшем состоянии. Быстрая, норовистая кобылка, когда-то гордость и радость его деда, она теперь двигалась, как испорченная заводная игрушка. Ни серый, ни она так и не оправились после того, что им пришлось перенести в Волчьем Краю.