Пола Волски: Наваждение – книга 2

Элистэ согласно кивнула. Она с рассеянным видом лизала ранку; запястье уже начало опухать.

– Я и не знала, что они жалят.

– Руку нужно смазать, – решила Кэрт, достала флакон с притиранием домашнего изготовления и принялась обрабатывать распухшее запястье. – Простите меня, госпожа, мне так стыдно, что эта маленькая дрянь проскочила в дом вместе со мной.

– Это не твоя вина. Надеюсь, гнида была только одна.

– Ну, если окажутся другие. Пух их живо учует. А что говорить, госпожа, если спросят, из-за чего поднялся весь тарарам?

– Скажем правду, только и всего. Про этих тварей все знают. Кстати, взяла бы доску для раскатки теста и загородила разбитое стекло, чтобы новые не залетели.

Кэрт послушно исполнила приказание; в комнате стало чуть темнее.

Элистэ воспринимала происходящее как во сне. Рука горела, сердце бешено стучало, но она не обращала на это внимания. Пройдут часы – и Шеррин останется позади: стены, давящие на нее со всех сторон; металлические насекомые и Чувствительницы; злоба экспров. Народный Авангард и «Гробница»; прожорливое чрево Кокотты, поглотившее стольких Возвышенных; постоянный ужас, под гнетом которого она жила все эти месяцы.

Элистэ ни разу по-настоящему не задумывалась над тем, какие силы действуют сейчас в Вонаре. Она жила только одним днем, с возмущением ощущая, как с каждым часом ее маленький мирок сужается все безнадежнее, решительнее и, видимо, необратимей. Скрепя сердце примирилась она сперва с утратой привилегий и роскоши, затем – с ограничением свободы и всеобщей уравниловкой, а в конце концов – с тем, что исчезли законность, безопасность, справедливость и защита личности. В повседневной жизни было почти невозможно почувствовать всю глубину новоявленного угнетения. Запрет на законную привилегию прогуливаться в садах Авиллака между полуднем и шестью вечера возмущал Элистэ куда сильней, чем отказ в праве обратиться к адвокату, если бы ей пришлось предстать перед Народным Трибуналом. Первый затрагивал ее и досаждал самым непосредственным образом, второй же воспринимался как нечто из области чистой фантастики.

Подобно другим Возвышенным, она продолжала верить, что утраченные привилегии рано или поздно будут восстановлены. Восприняв от бабушки кодекс поведения Возвышенных, она прилагала все силы, чтобы держаться так, словно ничего не изменилось, каждым своим шагом и жестом отметая действительность, которая заключила ее в кольцо, и кольцо это сужалось все тесней и тесней – до последней крохотной точки, чрева Кокотты.

Но теперь наконец-то она могла бежать от всех этих ужасов.

Дальнейшие сборы прошли без помех. Кэрт смела и вынесла осколки и прорезала в саквояже последние дырочки. Принц во Пух доел торт с вишневой водкой, после чего осоловел, дал уложить себя в саквояж поверх платьев и сразу уснул. Элистэ, перебрав наряды и туфли, наконец остановилась на самых любимых. Кэрт пошла помочь Аврелии и через час возвратилась, справившись с поручением. Осталось только ждать распоряжений Цераленн.

Наступил полдень, но хозяйка дома так и не призвала их в свои покои. Кэрт принесла на подносе обед. Элистэ с полчаса поковырялась в тарелках, пробуя то одно, то другое, после чего салат, суп и котлеты унесли почти нетронутыми. Прошел еще час. В два часа Принц во Пух очнулся, выбрался из саквояжа и пошел обнюхивать углы комнаты. От Цераленн по-прежнему не было никаких указаний. Три часа. Четыре. Глухое молчание. Элистэ сперва удивлялась, потом начала возмущаться. Бабушка не посвятила ее в свои планы, не доверилась ей, отнеслась к ней как к неразумной девчонке…

К пяти часам, когда зимний свет начал меркнуть, возмущение сменилось тревогой. И наконец, когда тревога перешла в панику, Элистэ позвали в утреннюю гостиную Цераленн. Ну, слава Чарам! Дурные мысли, как выяснилось, оказались беспочвенными. Она поспешила спуститься на первый этаж.

Перемены во всем бабушкином облике – редчайшая уступка действительности – насторожили Элистэ. Ни старомодного кринолина, ни высокого напудренного шиньона, ни слоя грима на лице. На Цераленн было простое, хотя и отменного покроя дорожное платье из серой шерстяной ткани; собранные в узел волосы укрыты под широкополой шляпой. А почти ненакрашенное лицо в кои-то веки могло бы показаться удивительно изможденным и тонким, когда б не застывшая на нем маска железного самообладания.

– Закрой дверь, – приказала Цераленн. – Мне нужно тебе кое-что сообщить, но нас не должны слышать.