Пола Волски - Наваждение – книга 2

– Так вы молчали из рыцарства?

– Не столько из рыцарства, сколько из цинизма, вечного моего порока.

– Разве можно одновременно быть нирьенистом и циником?

– Еще как! При всех своих прекрасных республиканских убеждениях, я и мысли не допускал, что Возвышенные способны расстаться с собственными предрассудками. Возвышенные, считал я, пойдут на муки и смерть, но не покорятся. Закон может лишить их привилегий и титула, но не затронет их самосознания. Да и кто такой серф в глазах Возвышенных? Скотина о двух ногах, не больше. И этот порядок вещей представлялся мне неизменным, барьер – непреодолимым.

– А теперь?

– Теперь…

Он привлек ее к себе и поцеловал – так же крепко, как тогда, в дилижансе, при въезде в Пенод. Элистэ обняла его и вновь почувствовала, что не владеет собой; только на сей раз не было ни страхов, ни сомнений, ни внутреннего протеста.

Так они и стояли обнявшись летним вечером в тени деревьев. Парк постепенно погружался во тьму. Дреф крепко прижал Элистэ к груди и сказал чуть насмешливым голосом, глядя поверх ее головы:

– А ведь ты станешь мадам сын-Цино. Представляешь? Как тебе это понравится?

– О, понравится. Мне что-то подсказывает, что это имя способно снискать куда больше славы, чем во Дерриваль.

– Как знать? И что вообще нам известно? Мы перетряхнули наш мир, он меняется на глазах, – будем надеяться, к лучшему, но кто скажет наверняка? Мы можем просчитывать расстановку сил, прикидывать характер перемен и пытаться воздействовать на их результаты – и все равно будем подобны слепцам, что пытаются повелевать бурей.

– Просчитывать расстановку сил? – Элистэ подняла голову и посмотрела ему прямо в глаза. – Прекрасно. Но сумеете ли вы просчитать воздействие такой силы, как дядюшка Кинц?

большое зеркало на подвижной раме

шейный платок, косынка (фр.)

куртка с металлическими пуговицами, своего рода форма революционера в эпоху Великой французской революции

между нами; говоря по секрету (фр.)