Пола Вольски - Великий Эллипс

— Она — бесподобна, она — совершенна, она — божественна, — провозгласил король Нижней Геции. — Возьми кусочек шпика, мой друг, и я расскажу тебе о ней.

— Сир, подготовка завершена, — напомнил магистр тайных знаний, предпочитавший называть себя «Невенской». Его внешность выдавала в нем чужеземца, и говорил он с экзотическим акцентом. — Я готов начать демонстрацию.

— Я никогда не встречал такого восхитительного создания, — продолжал свои откровения король. — Ее улыбка — восход солнца в тропиках. Ее походка — струящийся горный ручеек. Ее голос — серенада, льющаяся с небес.

— Если Ваше Величество соизволит взглянуть в реактор, то сможет увидеть кульминацию пр…

— Изгиб ее губ — творение вдохновенного архитектора. Ее кожа — застывший лунный свет. Округлость ее груди — не нахожу слов описать это!

— Годы эзотерических экспериментов, — гнул свою линию Невенской, — наконец-то принесли плоды, сир. Открытие большой значимости…

— Сейчас меня это мало заботит. Есть вещи поважнее. Послушай, ты же мужчина, где у тебя сердце, где твое воображение? Посмотри, какой угорь — в масле, с перчиком чили, съешь и веди себя как человек.

— Как угодно Вашему Величеству. — Магистр, называющий себя Невенским, послушно подцепил лакомый кусочек с большого плоского блюда, занимавшего половину стола в его лаборатории, проглотил и почувствовал, как беспокойство улеглось. Удивительно, но еда всегда оказывала на него умиротворяющее действие, особенно дорогая, искусно приготовленная и красиво поданная. А кухня во дворце Водяных Чар была либо отличной, либо грандиозной. Взять хотя бы угря в масле с перцем чили: ничего не подозревающий язык вначале ощущает нежный вкус влажной мякоти — и вдруг обжигается адским пламенем. Умопомрачительно. А хорошо прожаренные кусочки свиного сала — внизу плотные, сочные, а сверху воздушные, как безе! А икра с приправами, украшенная крапинками лука и уложенная слоями со сметаной! А маринованные яйца ржанки! А маленькие шарики чесночного крема в гнездышках из хрустящих ломтиков картофеля! А шафрановые, продолговатой формы корзиночки, черные от наполнявших их трюфелей! Восхитительно. Вне всякого сомнения, король Мильцин IX знал толк в выборе шеф-повара, может быть, даже излишне хорошо знал — свидетельством тому являлся Невенской: раздавшееся в талии тело мужчины среднего возраста ужасно вредило имиджу, который он обязан был поддерживать в силу профессии и занимаемой должности.

Но такой пустяк мало заботил Невенского. Просторное темное платье, какое традиционно носят люди его профессии, прикрывало неприглядные выпуклости тела, черный густой парик маскировал лысеющую макушку, а черные крашеные усы и бородка — толстые щеки и двойной подбородок. Фальшивый иностранный акцент расцвечивал простенькие интонации сына гецианского лавочника; все эти невинные хитрости искусно прикрывали скучную и бесцветную правду — заурядного Ница Нипера. Ниц Никто, Ниц Ничто, Ниц Пустое Место.

Нет больше Ница.

Есть сам себя смастеривший Невенской. Уроженец северного Разауля, потомок знатного рода, мистик, медиум, всемогущий маг и чародей. Одаренный человек. Словом, на сцене жизни появилась заслуживающая внимания персона, тот, чьи достоинства сумели покорить сердце короля Нижней Геции и завоевать его расположение.

Мильцин IX — прозванный непочтительно «Безумный Мильцин» — проявлял щедрость и великодушие к своим причудам в человеческом обличье. Унизительные для королевской крови недостатки — чрезмерную щедрость и снисходительность — король легко прощал себе. Способный угадывать таланты, Мильцин взял Ница Нипера, известного как Невенской, в свой дворец Водяных Чар; кормил и содержал его роскошно, платил ему необычайно щедро, включил его в список участников придворных церемоний, выказывал ему всяческие знаки своей благосклонности и, что самое важное, предоставил ему самую современную и полностью оснащенную подземную лабораторию, о которой любой одержимый поборник тайных знаний и колдовства может только мечтать. Взамен его величество просил самую малость — время от времени тешить его чем-нибудь новеньким и необычным.

Облагодетельствованный таким образом Невенской вынужден был смотреть на своего рептильно мыслящего монарха умильнейшими глазами. Безумный Мильцин продолжал петь свои напыщенные дифирамбы: