Закаморник понуро стоял у ворот, глядя ей вслед.
— В гости приходи! — обернувшись, крикнула Арника. — И не бойся ничего — скажешь, что к Девоньке идешь, никто тебя не тронет.
— Непривычный я шастать… — печально прошептал Закаморник.
Дверь постоялого двора отворилась, бросив через двор косую полосу света. Закаморник метнулся в тень, к забору, затаился в бурой крапиве. Хоть Арника и убеждала, что никто его в этом доме не видит, да он до конца этому все равно не верил.
С крыльца спустился Мзымвик, прихрамывая, высоко держа фонарь. Вышел за ворота, вгляделся в сумерки:
— Симзуть!
Повернулся в другую сторону, откуда вдоль дороги дул медленный ветер.
— Симзуть, ты куда утянулась? Да что это за девка, господи прости!
Арника улыбнулась, не оборачиваясь на зов. В сумерках брат видит не ахти как, нипочем не разглядит, хотя ушла она совсем еще недалеко.
Конечно, ее будут искать. Горевать будут. Но потом все образуется — это прежняя Девонька нелюдимой была немножко, а она, Арника, часто будет людям показываться, может, и брат ее скоро увидит. А не увидит, ему другие расскажут, там он и поймет, что к чему. И тогда уж обрадуется…
Совсем стемнело, но различать дорогу и деревья Арника не перестала и сразу заметила на опушке невдалеке от дороги серебристую неподвижную тень.
— Снеглек, — позвала она.
Тень вытянулась, бесшумно протекла между деревьями и остановилась, поджидая ее.
— Долгая нынче осень. — Голос снегля низкий и оттого едва слышный — наполовину звук, наполовину страх.
— Последняя ночка осталась, — отозвалась Арника. — Первый Снег завтра.
Зверь вздохнул, задрал морду к темному небу:
— Скорее бы. Тоска у меня, Девонька…
Арника положила ему ладонь на серебристо-седую голову и слегка погладила между ушами.
— Это только до завтра, — ласково шепнула она, — потерпи.
Снегль благодарно прикрыл раскосые глаза и, когда Арника двинулась дальше, пошел рядом с ней — бесшумный, скользящий.
Над Иволином, Сырым Лесом и рекой Твомрой сгущалась ночь, словно настой синих осенних облаков. А где-то в неописуемой вышине между тучами и звездами медленно рождался Первый Снег.
Я открыла глаза. В комнате было темно, где-то неподалеку возился, чертыхаясь, Олан. Я поднялась на нетвердые ноги, и первое, что увидела, — дальнее зарево огней за окном.
— Пермь-Сортировочная! — хрипло сказала я.
— Что? — Олан посветил в мою сторону фонариком, вытащенным из рюкзака.
— Станция. Ее не было. Мы дома, Олан.
Дверь в номер была выворочена, стол валялся на боку, торчали ножки опрокинутых кресел. Проем двери был темен и пуст.
— Стой, — Олан подобрался ко мне, — не шевелись.
Он светил куда-то мне в живот, я опустила глаза и увидела стрелу. Она торчала из меня чуть под углом — длинная, с бело-зеленым оперением. Не успела я подумать, что мне не больно и это верный признак смертельного ранения, как Олан ухватил ее и резким движением вытащил.
Я захохотала. Стрела угодила аккурат в египетский диск Миши Пана, висевший под курткой, и застряла в толстом слое синтепона. Это обстоятельство показалось мне чрезвычайно смешным, я никак не могла остановиться. Хохоча, я осела на пол, потом прилегла. От смеха выступили слезы, и подумалось, что неплохо бы, кстати, и поплакать. Олан некоторое время стоял надо мной в замешательстве, потом наклонился и решительно влепил мне оплеуху. Я мигом пришла в себя и, кажется, даже поблагодарила его.
— Уходить надо, — сказал он сурово.
«Замок» погружен был во мрак — какая-то авария с электричеством, должно быть. Олан светил фонариком, мы спускались медленно, осторожно и — на всякий случай — по ступеням, обозначенным цифрами у меня на руке. Я прижимала к груди сумку с Королевской Книгой.
В холле стояли на страже секьюрити с мощными фонарями. По случаю внезапного затемнения они проявили особую бдительность, спросив, откуда мы идем.
— Из двести первого, — сказала я.
— Ключ сдайте. — Охранник кивнул туда, где за столиком при свете двух свечек, пригорюнясь, сидела девушка.
Я открыла сумку, запустила пальцы между страниц книги. Пластиковая закладка перекочевала в руки юной администраторши.
Мы вышли наружу. Светало. Олан торопился уйти подальше от «Замка», пока не обнаружили раскуроченный номер. Неподалеку, на остановке, я заметила знакомую одинокую фигуру. Санек Ярилло сидел на скамье, подняв плечи и упрятав ладони под мышки. Ворот нового клетчатого пальто был поднят, подбородок и рот утопали в шарфе. Вытянув ноги, он в глубокой задумчивости созерцал свои желтые ботинки, ветер трепал неприкаянный чуб.
Читать дальше