Константин Мзареулов - Зачарованный мир

Понимающе кивнув, Пушок долго молчал. Потом проговорил негромко:

– Не зря же почти все злодеяния во всех уголках света приписываются магрибцам… Кое-кто поговаривает даже, будто на них, болезных, зазря напраслину возводят.

Сумукдиар знал о подобных настроениях и по мере сил старался с ними бороться. Вот и сейчас он обстоятельно рассказал белоярскому князю о десятках и сотнях лазутчиков, засылаемых из Магриба в мирные некогда страны Востока, о регентах Иблиса-Велеса, развращающих души разнузданной проповедью вражды. Поведал также об исходящих из черных цитаделей Магриба злых чарах, которые разрушают совесть, превращая человека в бездумную марионетку, способную по приказу неведомых хозяев убивать, грабить, истязать, насиловать.

– Мы обязаны любой ценой остановить это колдовство, беспрепятственно проникающее сегодня в наши зачарованные страны, – говорил Сумукдиар, охваченный страстным возбуждением. – Иначе погибнет весь мир, и пески пустыни вновь похоронят великую культуру…

– Вот то-то… Надо бы тебе повторить все это перед нашими князьями. Многие сомневаются, нужно ли противостоять вражескому нашествию. А некоторые даже надеются, что только Магриб способен помочь нам, что Магриб наведет у нас порядок.

– Они помогут! – Джадугяр сардонически усмехнулся. – Это будет именно тот порядок, который царит на кладбище…

Не договорив, он остановился прямо посреди улицы, настороженно прислушиваясь к сигналам внутреннего магического восприятия. Где-то поблизости – последние сомнения пропали без следа – имелось гнездо Сил Зла. Вероятно, то самое тайное убежище дьявольского чародейства, из которого прошлой ночью был нанесен внезапный удар, разорвавший колдовскую паутину волхвов. Да-да, Сумук почувствовал совершенно точно: именно эта темная магия противостояла ему накануне!

Обеспокоенный его поведением Пушок тихо спросил, в чем дело. Выслушав объяснения, белоярский князь неожиданно успокоился, словно давно и нетерпеливо дожидался, когда же наконец Силы Мрака осмелятся выступить открыто. Ободряюще похлопав гирканца по плечу, Саня сказал:

– Кажись, пришло времечко для моих игрушек. Давай, браток, ступай к себе и запрись покрепче. Иди, иди, не бойся – тут недалече. А насчет магии не беспокойся – справимся.

С этими словами Пушок исчез, оставив Сумука на улице, тускло освещенной чадящими фитилями ночных светильников. Несмотря на поздний час, народу было удивительно много, и вся эта нарядно разодетая толпа с неподдельным весельем на лицах, с музыкой, песнями, плясками и солеными прибаутками текла в одном направлении – как раз в ту сторону, откуда исходили флюиды Зла. Поневоле создавалось впечатление, будто люди от всей души стремятся воссоединиться с зовущим их потусторонним кошмаром. Объяснить это можно было лишь многолетним воздействием дьявольских чар, ставших привычными, а потому легко порабощающих сломленную волю слабодушных.

Джадугяр ни секунды не раздумывал, стоит ли ему выполнить наказ Пушка, то есть спрятаться в постоялом дворе, укрывшись непроницаемой завесой могучих заклинаний. Где-то за городом назревала схватка с Силами Тьмы, а потому Сумукдиар просто не имел права уклониться от битвы. Ноги сами понесли его вместе с толпой – вдоль реки, мимо лубяных хибар окраины и дальше, куда-то в темноту, по протоптанной в лугах тропинке.

Он шагал немного быстрее окружающих, намереваясь прибыть к месту в числе первых, при этом он без конца принимал толчки суетившихся вокруг пьяненьких волчьегорцев и сам частенько отпихивал мешающих. В памяти всплывали строки из книги кельтского путешественника, посетившего эти края в позапрошлом веке:

«В ночь на Ивана Купалу творят они эллинское беснование с зажиганием костров возле капищ и срамных идолов фаллических. Сходятся мужчины, жены и девицы на ночное купание, заводят бесчинные речи, учиняют бесовские песнопения и пляски. И бывает многим отрокам осквернение и девицам растление…» Этот самый день имелся в виду – двадцать четвертое червеня…

Впереди, куда убегала дорога, светились огни костров. Потянуло тухлым запашком – не иначе, как болота начинались. У распутья Сумукдиар заметил столб, на котором стоял глиняный кувшин. Он догадался, что видит щур – сосуд с прахом предков, межевой знак, оберегающий границы родового поля.

Люди вокруг джадугяра вели себя все разнузданнее, некоторые даже принялись совокупляться беспорядочной гурьбой прямо на виду у всех. Большинство бредущих сквозь ночь были не то пьяны до беспамятства, не то одержимы злыми бесами, хотя одно ничуть не мешало другому. Так или иначе, они шли, пошатываясь, горланили непотребные песни и вдобавок поносили матерной бранью собственных предков.