Виктор Исьемини - Весенние грозы

Эрствин перевел дух. Хромой и Лериана не улыбались, они внимательно слушали. Для графа, правителя огромного города, признать собственные ошибки перед толпой подданных — это все равно что убить дракона. Поступок столь же трудный, сколь и редкостный. И не стоит забывать — драконы не бывают большими и малыми. Дракон — это всегда дракон. Не убить его, пока он кажется (только кажется!) малым — это значит, что после убить его будет труднее.

— Я не защитил моих подданных от произвола окрестных дворян. Я использовал имперское войско не лучшим образом… Но, господа и почтенные мастера! Почему вы не напомнили мне о том, что я упустил из виду? Почему ограничивались письмами, в которых суть вопроса излагается лишь после долгих славословий в мой адрес? Почему не помогли мне? Я — ваш граф, но я молод, мне нужны советы и подсказки! Почему я должен напоминать вам о вашем долге, господа и почтенные мастера?..

— Он справится, — шепнул Лериане Хромой. — Он уже справился.

Девушка улыбнулась.

Когда Лериана улыбалась, меняла смущался еще больше, чем когда она просто помалкивала, глядя в сторону. Пауза затягивалась. Наконец Хромой решился.

— Ну, мне пора. Я пойду… вот, — и показал мешок. — Доставлю адресату.

Зал загремел одобрительными возгласами — речь юного графа пришлась по душе Совету.

— Эрствин справился, они снова без ума от него. Так я пойду?

— Разве вы не проводите меня, мастер? — прошептала Лериана. — До лестницы?

Они двинулись по длинному холлу первого этажа, между солдат и чиновников, которым прислушивались к шуму, доносящемуся из зала. Хромому пришло в голову, что картина эта выглядит странно, если глядеть со стороны. Они с баронессой шагают между замерших, будто зачарованных магическим заклинанием, людей, единственные живые в этом зале, полном статуй. Солнечные лучи бьют в узкие окна, делят помещение на светлые и темные полосы. Солдаты и слуги замерли — кто на свету, кто в тени, весь Мир поделен на светлое и темное, всякий человек в своем куске пространства, каждый выбрал место на той или иной стороне бытия, и только двое — он и баронесса — то ныряют во мрак, то жмурятся под лучами яркого майского солнца. Удивительно. У лестницы Хромой остановился, Лериана, приподняв кончиками пальцев подол, поставила башмачок на первую ступень и обернулась. Что-то должно было случиться, именно сейчас, пока никто не глядел в их сторону, пока черно-белые люди прислушивались к шуму в зале Совета… Но не случилось ничего. Хромой поклонился, баронесса кивнула…

Меняла опомнился уже на площади у входа в дом Совета. Оглянулся, посмотрел на тяжелый мешок в руке, поправил плащ, так чтобы пола скрывала ношу, и зашагал прочь от Большого дома. Когда Керт выскользнул откуда-то из тени и пристроился рядом, Хромой даже не заметил. Шпик здорово наловчился прятаться. Меняла подумал, что не мешает быть поосторожней, особенно если гуляешь с такой ношей.

— Не уважаешь ты моей работы, Хромой, — пожаловался агент. — Я допоздна бродил, ждал, пока ты соберешься из гостей.

— Да я и сам не знал, что заночую у графа. Его светлость настоял.

— Сам не знал! А я из-за тебя не выспался. Вот так всегда: мы, маленькие люди из-за господских прихотей ночей не спим.

— Если тебя это утешит, я тоже не выспался. Керт, я сейчас в Хибары, так что ты гляди…

— В Хибары? — шпик насторожился. — Я туда не пойду. Ты надолго в это болото? А потом куда?

— Не знаю. Как получится. Может, ты отсыпаться пойдешь? В Хибарах меня не тронут, спи спокойно.

— Не знаю, что и делать.

В бедном квартале, примыкающем к Хибарам, Керт отстал — и тут же пропал с глаз, канул куда-то в тень. Хромой убавил шаг, памятуя о том, что в Хибарах нельзя торопиться, и пошел медленней.

У логова Обуха, как обычно, околачивались крепкие молодцы. Пуда не было, но Хромого узнали и почти без промедления проводили в зал к Обуху. Ночной барон встретил гостя улыбочкой.

— А, Хромой… и не с пустыми руками!

— Да вот, — меняла неожиданно для себя самого, растерялся. — Это тебе подарочек от графа. За троих крысенышей выкуп поступил. Половина — тебе.

Хромой протянул мешок. Обух не пошевелился, только рявкнул:

— Эй!

В двери показался молодец, который привел менялу.

— Горшка позови, — велел Обух. — Стол неси, стул. Гость у меня.

Пожилой разбойник по кличке Горшок, а также мебель — все возникло мгновенно. Хромой отдал Горшку деньги и сел за стол. Обух тут же налил вина.