айронмайденовский: Фанфик Прорицание Эйвери

Появление друга означало, что он не отвяжется, как минимум, до отбоя, что ставило под угрозу весь ритуал, однако Антонин только хлопнул Эйвери по колену и вновь скрылся за дверью в коридор, — наверное, пошёл обжиматься с девчонками по тёмным углам.

Лентяй, которого староста пятого курса обозвал непонятным русским словом, зевнул и развалился на диване. Ножичек уже куда-то исчез из его руки.

«Всё-таки быть старостой хлопотно, — рассудил Эйвери, который в глубине души ещё не простил другу назначения. — Ходишь, шпыняешь нахальную мелочь, а им хоть бы что. Второй курс вообще бешеный какой-то, что Слизерин, что Гриффиндор...»

Осторожно осмотревшись, он обнаружил, что Крэбб и Нотт, сидя у камина, что-то обсуждают. Горы книг и пергамента вокруг них, наверное, должны были создать видимость работы, однако Эйвери готов был поклясться, что говорят они вовсе не о Высших Зельях.

В половине одиннадцатого в гостиной не осталось ни одного младшекурсника, да и старшие уже тоже начали разбредаться. Эйдан, который «читал» пособие по Чарам, держа его вверх ногами и не видя ни строчки, в который раз оценил обстановку. Теперь в длинной, немного мрачной комнате оставалось всего несколько человек. Вокруг стола со стоящей на нём моделью звёздного неба ходила задумчивая Андромеда Блэк, которая явно переживала творческий кризис в написании эссе для профессора Синистры. Амикус Кэрроу, пишущий одно и то же письмо уже третий вечер, в очередной раз рвал его и испепелял Инсендио. На соседнем диване какие-то шестикурсницы склонялись над пергаментом с вычислениями — учили Нумерологию. В углу, в самой тени, сидел с книгой староста мальчиков шестого курса, замечательный тем, что Эйвери никак не мог запомнить его фамилию: та скользила мимо ушей и не откладывалась в памяти, хотя Эйдан твёрдо выучил, что в ней целых четыре буквы «о» (Имеются в виду латинские «о», попарно складывающиеся в два сочетания «оо», — прим. авт.).

Наконец по подземельям прокатился удар колокола, возвещающий об отбое. В эту же минуту в гостиную ворвался нереально счастливый Долохов, просвистел через всю комнату и скрылся в спальне. Кэрроу решительно обмакнул перо в чернила и занёс над пергаментом, но вдруг зевнул и устало потёр глаза. Блэк, отчаявшись призвать вдохновение, сгребла пергаменты, забрала модель неба и ушла спать. Шестикурсницы ушли, забыв свои вычисления на столе, а староста с книгой исчез совершенно незаметно.

Ещё через пять минут в гостиной осталось только трое студентов; Эйвери поднялся с дивана и вопросительно посмотрел на своих сообщников.

* * *

— Здесь? — недоверчиво спросил Крэбб, пока Нотт взмахами палочки расчищал выбранную им комнату от пыли.

Эйвери, который никогда не забирался в подземелья дальше, чем коридор со статуей горгульи, только озирался по сторонам.

— Не стой столбом, помоги, — толкнул его Нотт, и пятикурсник поспешно принялся накладывать на пол и стены все известные ему чистящие заклинания.

Наконец комната была приведена в порядок. Светильники по стенам горели мягким зеленоватым светом — всякий волшебный свет в подземельях был только такого оттенка. В углу комнаты стояла накрытая чёрным платком клетка, в которой изредка копошился предназначенный для заклания петух, а на другом платке лежали чёрные свечи, кубок и короткий широкий нож.

Нотт тщательно запер дверь, наложил Заглушающие и отступил в сторону, давая другу право распоряжаться ритуалом самому. Крэбб снял мантию, засучил рукава форменной рубашки и шагами стал отмерять расстояние в центре комнате, прикидывая, где будет располагаться пентаграмма. Эйвери на всякий случай прижался спиной к двери, но смотрел во все глаза, ведь ни в каких ритуалах ему ещё участвовать не доводилось. Пока Крэбб мелом намечал контуры пентаграммы, Нотт оглушил петуха заклинанием и вытащил его из клетки, держа за ноги. Крылья петуха свесились в разные стороны, а голова безжизненно повисла, и Эйвери даже стало его на минуточку жаль. Крэбб тем временем уже поставил в центр пентаграммы кубок и несколько раз на пробу взмахнул ножом. Эйдан ёжился у двери: на светлый ритуал никак не тянул, и ему было и страшно, и радостно, что его допустили участвовать вместе со старшими.

Пламя светильников слегка дрогнуло, когда Крэбб перехватил петуха поудобнее и простым, даже каким-то будничным движением отсёк ему голову. Подставленная чаша быстро стала наполняться чёрной кровью, в нос Эйвери ударил неприятный тяжёлый запах. Семикурсники, по очереди макая пальцы в чашу, чертили на полу пентаграмму, и Эйдан только гадал, каковы же по-настоящему тёмные ритуалы, если за этот только снимут пятьдесят баллов?