Станислав Блейк - Кровавые сны

Он вышел из уютного дома, которым, вместо зеландской семьи, теперь будет владеть его католическое величество, король Испании. С моря дул прохладный бриз, было сыро и пасмурно. Солнце уже много дней отказывалось явить свой лик зеландским островам, оттягивая приход настоящей весны. Прямо перед домом, на берегу прямого, как линейка, канала стоял компаньон трибунала под председательством инквизитора Гакке — Бертрам Рош, державший в поводу двух лошадей.

— Я слышал крики сверху, — сказал Бертрам, тридцатисемилетний носитель священнического сана, в монашеском одеянии, с тонзурой на седеющей голове. — Не стал подниматься, чтобы не портить утреннюю благость. Решил, вместо этого, оседлать лошадей. Фамильяры сами справятся?

— Да, друг мой, — улыбнулся Кунц. — Отвез детей без происшествий?

— Если не считать слез, особенно старшей девочки, то да, — ответил Бертрам, улыбаясь в ответ. — Зато теперь из них вырастут настоящие католички. Во всяком случае, мы будем молить Господа об этом.

— Конечно, — кивнул Кунц, подошел к лошади и взялся за повод. — И отслужим несколько молебнов о душе этой Хильды. Признаться, она не вполне заслужила такую жестокую участь. Но что мне оставалось, если она болтала кому ни попадя о том, что мы организовали доставку иконоборцев до Антверпена, а самых активных тайно обещали наградить. Пришлось распорядиться, чтобы у дурочки вырвали язык перед церемонией. Возможно, справедливей было бы оставить ее немой жить с ее детьми, ибо чернокнижничеством она себя не запятнала, в отличие от муженька. Но тогда детей придется возвращать во Флиссинген, и, вряд ли, вспоминая ежедневно об участи, постигшей отца и мать, из них вырастут добрые католики, как ты надеешься. Пусть уж все идет своим чередом.

Бертрам ничего не сказал, зная, что после неприятных моментов службы его другу необходимо выговориться. Он молча подержал стремя главе трибунала и сам забрался на коня. Шагом они направили лошадей в сторону городских ворот Флиссингена, жители которого при встрече давали дорогу инквизиторам, только неприветливо глядели им в спины, хотя и опускали глаза, если вдруг встречались взглядами. По берегу канала дорога расширялась настолько, что всадники могли держаться рядом, разговаривая достаточно тихо.

— Разве мы стремимся завладеть их имуществом и кораблями? — продолжал Гакке. — У нас просто не остается выхода. Мало у кого из еретиков достает понимания, что мы заботимся о спасении их душ. Вернитесь к свету истинной веры, и не бойтесь святой инквизиции, разве это не простое и понятное каждому послание?

— Да, послание, понятное любому, кто не погряз в еретичестве, — согласился Бертрам, — я имею в виду кощунственный догмат Кальвина о предопределенности спасения. Как добрая мать, Римская церковь каждому готова явить христианское милосердие и отпустить грехи.

— Кроме тех, кто упорствует в заблуждениях, — нахмурился Кунц.

Инквизиторы уже были в виду Мусорной гавани Флиссингена, где содержались корабли, реквизированные у еретиков и врагов Империи.

— Друг мой, — с тревогой произнес Бертрам, — как может быть, чтобы гавань пустовала?

Кунц соображал быстрее и уже пустил лошадь в галоп, компаньон устремился следом. Трупы испанских солдат были разбросаны по берегу и причалам. Один оказался еще жив, хотя и тяжело ранен.

— Проклятые гезы пришли под утро, — кровавые пузыри шли у стражника изо рта, время его кончалось. — Отпустите грехи, святой отец, — попросил он, увидев Бертрама в монашеском одеянии.

Пока компаньон, стоя на коленях, принимал исповедь умирающего, Кунц обошел всех мертвецов. Их оказалось шесть, и каждому, внимательно осмотрев раны, инквизитор закрыл глаза.

— Семеро убитых и потерянные корабли, — сквозь зубы процедил Гакке.

— Четыре.

— Что?

— Он успел сказать, что кораблей было четыре, — пояснил Бертрам, чье благообразное лицо с большим выпуклым лбом искажало неподдельное страдание. Несмотря на многолетнюю практику допросов и расследований, святой отец Бертрам умудрялся выражать сочувствие даже сознательным еретикам.

— Это не забота Святого Официума, — произнес Кунц, мрачно-спокойный, оглядываясь по сторонам. — Все местные попрятались. Неужели гарнизон этого проклятого городка еще ничего не знает?

— Думаю, жители ближайших к пристани домов не могли не знать о нападении, — сказал Бертрам, оглядывая наглухо закрытые ставни прилегающих аккуратных двух и трехэтажных домиков. — То, что они не известили гарнизон, делает их соучастниками. А как убиты солдаты?