Станислав Блейк - Кровавые сны

С этими словами Кунц Гакке протянул испанцу твердую сильную руку, и придворный секретарь ее с готовностью пожал.

— Синьор де Эскобедо, — заглянувший в комнату секретарей слуга был затянут в цвета Хуана Австрийского — красный и золотой. — Вас просит пожаловать его сиятельство.

— До встречи за ужином, — кивнул испанский дворянин Кунцу и скрылся в дверном проеме — титулованный бастард императора не любил ждать своих подчиненных.

Едва Хуан де Эскобедо ушел, в расположенную напротив небольшую дверь, немного согнувшись, вошел Отто в пестром одеянии ландскнехта, без шляпы, но со шпагой на боку. Земляку Гакке так и не привелось нести службу в трибунале инквизиции, фамильяром которого он стал три года назад, однако на судьбу ему жаловаться не приходилось — жизнь в ставке блистательного наместника Нижних Земель была полна интриг, развлечений, знакомств с дамами, которые, как мотыльки у огня, порхали вокруг человека, имевшего репутацию самого галантного рыцаря эпохи. Вокруг знатных дам, интересовавшихся принцем и его приближенными, сновали камеристки, горничные и служанки, многие из которых благосклонно взирали на мужественный облик светловолосого Отто.

— Долго добирался, — сказал Кунц ворчливо, но без гнева, вроде как старший брат обращается к младшему, пришедшему домой поздно вечером в ссадинах и порванных чулках.

Оборотень из Брюгге едва не отнял жизнь у фамильяра, принимавшего самое активное участие в изобличении адского создания. Оставляя раненого Отто под присмотром Карла, и направляясь в Камбрэ, Кунц даже не ожидал, что будет переживать, и так обрадуется, когда в гентский монастырь, куда Луи де Берлемон сослал его без малого год назад, придет весть о том, что земляк уже вне опасности и пошел на поправку.

— Она теперь живет одна, если не считать двух-трех слуг, — сообщил Отто с довольной улыбкой. — Один из ее законных сыновей успел утонуть, а второй служит где-то в королевской армии. Я не стал выяснять, где именно, это отняло бы много времени.

— Пожалуй, ты рассудил правильно, — произнес задумчиво Кунц. — Выпей-ка глоток неаполитанского.

Отто с готовностью налил себе в стеклянный бокал, из которого только что пил Хуан де Эскобедо, сделал большой глоток, отправил в рот изрядный ломоть желтого сыра.

— Этот сводный брат имеет с принцем точно такое же родство, как и его католическое величество Филипп II. Немного странно, по правде говоря.

— Думаете, принцу может не понравиться наличие простолюдина среди родни? — спросил Отто, забрасывая в глотку еще один кусок.

— Ты голоден? — спросил Кунц.

— На кухне такого сыра, пожалуй, не сыщешь, — сказал бывший фамильяр. — Просто тает во рту.

— Это верно, — кивнул Кунц. — Возможно, случайного родственника ожидает повышение по службе и успех в воинской карьере. А возможно, удар кинжалом из-за угла, или удавка на шею. Второе-то, пожалуй, вернее, коль у тебя фамилией значится Кегель, а не Габсбург. Вдруг ты недостаточно хорош, и скомпрометируешь собственным существованием сводного брата?

— Последнего рыцаря эпохи, что ли? — поинтересовался Отто, видя благодушное настроение начальника. — Или последнего крестоносца, как его еще называют после Лепанто? Не похоже это на принца.

— Я тоже в такое не слишком-то верю, — кивнул Кунц. — Расскажи-ка подробнее о матери, очаровавшей в свое время самого великого императора музыкой, пением и красотой.

— Печальное зрелище, ваша милость, — сказал Отто, переставая жевать. — Годы супружества с Кегелем мало оставили от былой прелести Барбары Бломберг. Соседи сказывают, что никогда не слышали, чтобы она играла на лютне и пела, зато скандалит фрау Кегель по любому поводу за милую душу.

— Возможно, женщина полагает, что после ушей царственного любовника, услаждать чей-то еще слух будет кощунством.

— Вы в точку попали, ваша милость! — усмехнулся Отто. — Бабенка почитает всех, кто ее окружает, недостойными равного общения, и ведет себя не по чину дерзко.

— Мало кто из ее окружения получает содержание напрямую из канцелярии Филиппа II.

— Король делает это не ради нее, ваша милость.

— Разумеется, Отто. Он делает это потому, что полагал бы непристойной нищету женщины, некогда связанной с его отцом. Я всегда знал, что наш государь чтит память своего великого родителя, но лишь начав работать вблизи его сиятельства, в полной мере увидел, насколько государь добр, милостив и благочестив. Счастлива империя, имеющая такого монарха.