Наталия Осояну - Звёздный огонь

Когда они наконец-то выбрались на пристань, пересмешник приободрился и ускорил шаг, не обращая внимания на протесты Умберто. Кругом было тихо и безлюдно, но, приблизившись к «Невесте ветра», Хаген почувствовал: на причале кто-то есть.

— Вот тебе раз… — сказал помощник капитана и радостно ткнул магуса кулаком в бок. — Ты глянь-ка, ребенок!

Он был прав: у самого борта «Невесты ветра» стояла девочка лет пяти-шести. Хаген растерялся — мало ему было пьяного моряка, так теперь ещё и ребенок! Ночью, в порту, совершенно одна — да откуда она вообще взялась, эта девчонка?! Помянув про себя кракена, он оставил Умберто и осторожно подошел к ребенку.

— Ты чья? — Малышка с любопытством смотрела на пересмешника большими глазами и не отвечала. Она не выглядела испуганной. — Где твои родители?

Никакого ответа — как будто девочка не понимала, на каком языке он говорит, или вовсе была глухой. В потрепанном платьице, босая, она ни за что не привлекла бы к себе внимания днем, когда в порту полным-полно детей, которые так и вьются под ногами, норовя срезать кошелек у зазевавшегося прохожего. Но сейчас была ночь, а ночью даже беспризорники спят…

— Эй, кто там? — вдруг крикнул вахтенный с борта «Невесты ветра». Хаген, вздрогнув от неожиданности, повернулся — и успел лишь краем глаза заметить, как девчушка сорвалась с места и унеслась в темноту так быстро, словно за ней гнались мерры. Топоток босых пяток растаял вдали, а Умберто произнес наставительно: «Призрак!»

«Нет, — подумал Хаген. — Это вовсе не призрак».

Но кем бы ни была загадочная девочка, подумать о ней можно было и потом, а пока что предстояло затащить Умберто на палубу — и это оказалось весьма нелегким делом. Пересмешник весь взмок, а молодой моряк знай себе хихикал и давал советы, как лучше обращаться с хрупким грузом. В каюту, впрочем, помощник капитана отправился своим ходом, громко жалуясь по пути — дескать, с чего это вдруг «Невеста» обзавелась лишними люками.

— Что это с ним? — поинтересовался вахтенный — матрос-музыкант Сандер. Хаген лишь плечами пожал. — Я ни разу не видел его таким пьяным.

— Капитан ещё не вернулся? — спросил пересмешник, чтобы сменить тему. Крейн, мрачный и решительный, ушел сразу же, как только «Невеста ветра» причалила.

Вахтенный покачал головой.

— Нет. Не удивлюсь, если он вернется утром. Они с Лайрой давно не виделись…

Да уж, им есть о чем поговорить — и в этом имеется его собственная заслуга. Хаген никак не мог отделаться от ощущения, что послание принцессы Ризель было доставлено не по адресу, хоть она и заявила напрямик: «Скажи Кристобалю Крейну, пусть остерегается черных кораблей». Но черные фрегаты представляли угрозу именно для Лайры, его шаткого престола, его призрачного королевства! Здесь крылась тайна, в которую пересмешника не посвятили, и себе он твердил, что именно из-за этого остался на борту «Невесты ветра».

— Как-то беспокойно на душе, — вдруг сказал Сандер, отрешенно глядя в темноту. — Даже Океан встревожен…

— Ты о чём? — насторожился пересмешник. — Океан… встревожен?

— Как, ты разве не знаешь? — матрос посмотрел на него с искренним удивлением. — Те, кто первый год на фрегате, всегда слушают океан, да и потом тоже… Иначе можно с ума сойти… погоди-ка! Тебя что, никто этому не научил?

Хаген покачал головой, чувствуя себя очень глупо. Удивление во взгляде Сандера превратилось в сочувствие.

— Ой-ой… — пробормотал он смущенно. — Ну мы-то ладно, побоялись… а что же капитан? Ничего не понимаю…

— Объясни сейчас, — попросил магус. — Лучше поздно, чем никогда.

— Что тут объяснять… — Сандер, казалось, успел пожалеть о своей болтливости — как будто испугался, что капитан на него рассердится. — Когда «Невеста» лезет в голову без спроса, нужно ладони положить на планшир или на переборку… закрыть глаза и попытаться услышать тишину. Всё. Попробуй, короче, и сам поймешь.

Пересмешник хмыкнул: разыгрывают его, что ли? Море тихонько шуршало за бортом и вовсе не казалось беспокойным. «Когда „Невеста“ лезет в голову без спроса…» А она и не вылезала оттуда. Порою Хагену казалось, что у него появилась вторая тень, отчаянно наглая и бесцеремонная. По желанию тени он то просыпался посреди ночи в холодном поту, то засыпал в полдень, на потеху матросам; она могла в любой момент лишить его зрения и слуха, перепутать цвета, сделав морскую гладь ослепительно белой, а собственные паруса — кроваво-красными.