Рэй Карсон - Книга шипов и огня

— Алодия говорит, что у мамы было два выкидыша. Поэтому когда она забеременела мною, она слегла. Она молила Господа о сыне, о принце.

Мне пришлось стиснуть зубы, чтобы продолжить:

— Беременность была очень тяжелой, мать была слаба, и после того как я родилась, она потеряла много крови. Алодия говорит, что когда меня отдали в мамины руки, она увидела, что я девочка. К тому же темнокожая и толстая.

Я чувствую, как ледяной холод стискивает мои челюсти.

— Ее охватило горе, и она испустила последний вздох.

— Твоя сестра так сказала? Когда? Давно? — Хотя вопросы сыплются один за другим, его голос по-прежнему звучит участливо, будто ему действительно не все равно.

Но я не могу вспомнить.

Он приподнимает бровь:

— Год назад? Пару лет? Может, когда вы обе были еще маленькими?

Я нахмурилась, пытаясь вспомнить момент. Это было, когда Алодия и я еще учились вместе. Наши головы чуть не соприкоснулись, когда мы читали «Всеобщее руководство к Служению». Когда магистр Джеральдо попросил ее рассказать историю Божественного камня, я прервала ее, зачитав пассаж слово в слово. Именно после этого занятия Алодия пошла вслед за мной на кухню и рассказала мне правду о смерти мамы.

Я не хочу, чтобы он знал, как долго я храню эти детские воспоминания, так что я молчу.

Он просто смотрит на меня, а я хочу спрятаться под ярким одеялом.

— Ты думаешь, она до сих пор винит тебя в смерти матери?

— Она не утверждает обратное.

Мой голос звучит очень резко и жестко, как у капризного ребенка, но я не опускаю взгляд.

— Я думаю, ты будешь удивлена, — говорит он.

— Чему?

— Многому.

Многое бы удивило меня, это правда. Легко удивиться чему-то, когда тебе никто ничего не говорит. К тому же я поняла, что до сих пор не знаю, чего он хочет от меня. Он мог бы найти «друга» в Алодии или среди молодых придворных. Король отмел мои вопросы, как если бы я была ребенком, так же, как папа и Алодия, а я позволила ему задавать свои, как последняя дура.

Прежде чем я смогла набраться смелости и снова поднять тему, Алехандро говорит:

— Я думаю, нам стоит поспать сегодня, потому что завтра мы уезжаем.

Он встает и начинает сметать лепестки роз с одеяла.

— Ты можешь спать на кровати, — говорю я, — а я лягу в кресле у окна.

— Кровать достаточно велика для нас обоих. Я посплю поверх одеяла, — отвечает он.

Я замираю, а затем бормочу:

— Отлично.

Я сметаю оставшиеся лепестки роз и снимаю покрывало. Уверена, сон ко мне придет не скоро. Даже пульсирующий камень в животе не может убедить меня для удобства снять свадебное платье, и не уверена, что ощущение спящего рядом Алехандро позволит мне расслабиться. Я задуваю свечи на тумбочке и проскальзываю между простынями, спиной к мужу.

Матрас колышется, когда Алехандро укладывается рядом со мной. Я слышу его дыхание, когда он гасит свечи со своей стороны. Внезапно я чувствую его теплые губы на своей щеке.

— Чуть не забыл… С днем рождения, Лючера-Элиза, — шепчет он.

Я вздыхаю в темноте. Я думала, что худшее, что может произойти с моим новым мужем, это если он отвернется от меня с отвращением. Я ошибалась. Хуже этого то, что он слушает меня, смотрит на меня. Вдобавок к его красоте, он еще и добрый.

Его слишком, слишком легко полюбить.

Я не сплю и лежу, широко раскрыв глаза, сердце колотится еще долго после того, как последняя свеча на камине гаснет и мужчина рядом со мной засыпает, ровно дыша.

Наша карета возглавляет длинную процессию, которая ожидает у выезда с мощеного двора. Личная стража Алехандро высится рядом с ним, их темные лица не выражают никаких эмоций. По пути к карете мы должны пройти мимо фонтанов и кустов жакаранды, сквозь строй придворных и слуг, держащих в руках пшено и лепестки роз. Алехандро тянется, чтобы взять меня за руку, но папенька хватает меня первым и сжимает в объятиях.

— Элиза, — шепчет он мне в волосы, — я буду скучать по тебе.

Я практически уничтожена. За последние год или два папа обращал на меня больше внимания, чем за все предыдущие годы. Он всегда такой занятой, такой далекий. Неужели это только из-за расставания он понял, что ему есть до меня дело?

— Я тоже буду скучать, — с трудом выдавливаю я, и слова ранят меня заложенной в них правдой. Я знаю, что никогда не буду ему так дорога, как Алодия, но люблю я его не меньше.

Он отпускает меня, и вплывает моя сестра. На ней простое платье из нескольких слоев синего шелка, который красиво струится по ее тонким плечам; ее лицо прекрасно, как у статуи. Оно останавливается прямо рядом с моим — я чувствую запах ее жасминовых духов и вижу крошечные морщинки вокруг ее карих глаз. Тревожные линии. Странно, что я не замечала их раньше.