Владимир Корн - Дворец для любимой

Слушая рассказы о Стелом Хейсте, я не понимал — зачем оно нужно, это гадючье гнездо. Ведь сегодня заказываешь ты, но где гарантия, что завтра не закажут тебя? О братстве ходили жуткие легенды, и те, кто был в этом заинтересован, тщательно их поддерживал.

Так вот, моим парням из Доренса предстояло это гнездо уничтожить. Уничтожить так, чтобы от Стелом Хейста остались только страшные рассказы и все. Перебить всех этих братьев, само их логово, находящееся в Агнальских горах, разрушить до основания — взорвать к чертовой матери, а землю густо посыпать солью.

Ладно, без соли можно обойтись, но без всего остального — нет. И мир, надеюсь, станет без них чище. Хотя бы немного чище. Потому что неправильно это — оценивать человеческие жизни в пригоршнях золота или серебра. И дело даже не во мне, и не в моей любимой.

Руководить операцией собрался сам Горднер. Когда я, видя его состояние, позволил себе засомневаться в такой необходимости, Эрих мне ответил:

— Знаешь, Артуа. Я очень много в жизни сделал плохого. И то, что я должен быть среди этих парней, я даже не чувствую, я знаю.

Затем он улыбнулся:

— Глядишь, там это зачтется. — При этих словах он посмотрел на небо, чтобы после секундной паузы добавить. — Если там кто-то есть.

В Агнальские горы уходили практически все обитатели Доренса. Те, кто представлял собой хоть что-то из того, к чему они готовились.

Коллайн, узнав об этом, недоуменно посмотрел на меня и спросил:

— Артуа, ведь осталось еще одно очень важное дело и кому теперь его поручить?

Когда я ответил ему, он не сказал ничего, лишь покачал головой.

— Анри, это я должен сделать сам. И сделать так, как считаю нужным. Но дай мне немного времени, хотя бы месяц, пока я приду в себя.

Мы сидели в саду моего столичного дома, который наконец-то принял тот вид, о котором я и мечтал. Красивый сад, более всего напомнивший уголок нетронутой природы. Разве что нет нигде такого уголка, где собрались бы так много разнообразных растений чуть ли не со всего мира, столько лет их собирал. И как замечательно было отдохнуть в нем от всей той суеты, что вечно меня окружает. Жалько только, что очень редко получается здесь отдохнуть, все дела, дела.

Мы — это я, Ворон и Амин. Двух человек вполне достаточно, я обязан справиться сам, а Ворон с Амином только подстраховка, на тот случай, если что-то пойдет не так.

Только что я предложил им пойти со мной. Пойти, не спрашивая, куда и зачем. И сразу предупредил, что дело наше далеко не благородное, настолько неблагородное, что они вправе отказаться от него, даже не спрашивая, в чем оно состоит. Отказаться и навечно забыть, что я обратился к ним с просьбой.

У схваченного во дворце убийцы, того, с которым я схватился первым, не удалось выведать ничего. Коллайн рассказывал, что когда его начали допрашивать, он выплюнул откушенный язык. И яростно сопротивлялся, когда ему пытались прижечь рану, чтобы он не истек кровью, ведь существует много способов обойтись и без слов. Да и вряд ли он поведал бы больше того, чем ему положено было знать.

Вероятно, черта с два нам удалось бы что-нибудь раскопать, если бы не Диана.

Та самая леди Диана, которая так много когда-то для меня значила, и о существовании которой я совершенно позабыл.

Неудачный брак, рождение ребенка и чуть ли не отшельническая жизнь в последние несколько лет. Вот и все, что успел узнать Коллайн по моей просьбе о событиях в ее жизни за то время, что мы не виделись.

Диана и сама знала не слишком много, рассказывая в основном о своих догадках, но и этого немногого хватило для того, чтобы все расставить на свои места. Неправа была Янианна, когда рассказала о том, что в гибели ее родителей замешан род Дьебюффенов, совсем неправа. А как все сходилось! Даже давний мой знакомец, стоивший мне многих проблем и неприятностей, жертва кочерги Колин Макрудер, тоже ведь был из их рода.

Слушая рассказ Дианы, я вдруг почувствовал, как кровь отхлынула от моего лица: письмо, переданное мной когда-то ей самой! Ведь я вполне могу оказаться косвенным соучастником гибели родителей Янианны. Янианна вполне может узнать о нем, и неизвестно как она отреагирует.

Диана понимающе улыбнулась, положив свою руку поверх моей:

— Нет, Артуа, если ты вдруг подумал о письме, то к смерти императора Конрада и ее величества оно не имеет никакого отношения.

Диана очень изменилась со времени нашей последней встречи, изменился даже ее голос. Если раньше он был таким, что, казалось, его звуки достигают самой глубины души, то теперь он был просто голосом уставшей женщины. Впрочем, как и ее взгляд. Уже прощаясь, я спросил: