— Я же говорил: важные люди хотят побеседовать. С взаимной пользой. Так что, повторяю, извольте обождать. Я доложу…
— Валяй, братишка!
— Простите, это совсем недолго.
— И не больно?
— А?
— Повторяешься, уже акал сегодня. Репертуарчик надо разнообразить. Чеши, докладывай. Цыгель, цыгель! Ай-лю-лю. Облико морале. Левой, левой — ать-два, ать-два.
Очумелый от такой тирады порученец (или кто он там ещё) к полному удовольствию Лилии покрылся густым румянцем, на лбу выступили капельки пота. Потупив взор, парень ринулся в апартаменты.
«При важном боссе состоит, а выдержки никакой» — удовлетворённо отметила девушка. — Привык, что все перед его начальником на задних лапках бегают, стало быть и при нём себя ведут скромненько. А мы люди простые. Из социальных низов:
‑ Налей, подруженька, я девица гулящая!
Больную душеньку я водкой охлажу!
Налей подруженька, ведь жизнь, она пропащая:
А выпью, так всю правду расскажу!
— Ха-ха-ха-ха-ха. Умора! Ой держите меня, бабоньки, со смеху дурно!
— Прикажете напитки подать? — с опаской вопросил Ливрейный, — сию минуточку! Его впечатлило не столько неожиданное пение. Сражён был привратник или придверник хриплым неприличным смехом. Не ожидал, что приличная дама так может.
— Да, любезный. Самогону, пожалуйста, умоляю! Да чтоб холодного первача стакан гранёный! Непременно! Пшёл!
— Не держим, простите. Если угодно, пошлю человечка в пивную на Замухрыжной улице. Там хозяин-шельмец из-под полы приторговывает спиртным кустарного изготовления.
— Самогону, я сказала!!! Кличь своего человечка, да чтобы он ноги в руки. Одна там, другая здесь…и чесночку, чесночку, чтобы занюхать!
— Полно, полно, дражайшая Лилия Эльрудовна, смущать моих людей. Они простые человеки. К нервным перегрузкам непривычные. Не то, что мы с Вами. Мы старые борцы, нервы у нас железные. — Солидный господин во фрачной паре появился из двери, ведущей во внутренние покои дома.
— Когда и с кем мы боролись? Не припоминаю.
— Не придирайтесь к словам. Просто фигура речи.
— Всё у тебя, мил человек, фигурное. Начиная от фасада. А сам-то, что за фигура?
— Об этом курьёзе с фасадом на досуге расскажу. Сейчас — дело. Вы понимаете, что без крайней необходимости мы не прибегли б к такой категоричной форме приглашения.
— Сто, двести, триста лет повторяю разным остолопам: я — бедная беззащитная девушка. Меня всякий обидеть может.
«И я была девушкой юной
Сама не припомню когда»…
— Право, довольно неприличных песнопений! Вот про сто, двести, триста и так далее лет мы тоже побеседуем! Хвалю: сразу, как говорится, быка за рога.
— Кто бык-то здесь? Если на себя намекаешь, то ты — мерин сивый. А эта песня приличная, из старой фильмы…
— Прошу, не пытайтесь создать превратное впечатление о Вашем воспитании и интеллекте!
— А петь люблю: «Сибирь, эт-то понимаете-ли, скакать по степи на диком жеребце и петь песни громким голосом»! Так один эстонский забулдыга мне в Таллине вещал, когда на четвертинку раскрутить пытался. Бывал в Таллине?
— Приходилось. Даже когда он ещё Ревелем назывался.
— Прям, лягушка-путешественница.
— Ценю Ваш тонкий юмор. Надеюсь, и Вы наш оцените. После того, как я Вас кое с кем заново познакомлю.
— Валяй!
Ихтиология и водные позвоночные
Покорёженные берега и обезображенное дно глаз не радовали. Рыба Щука, затеявшая индустриальную революцию в рамках отдельно взятой Могучей Реки, в последнее время старалась как можно меньше попадаться на глаза Водному Народу. Переход на промышленные рельсы с треском проваливался. Жулик-Окунь, выписанный с реки Пышма, оказался некомпетентен в вопросах золотодобычи. Хотел красивой жизни. О том, что сама сбаламутила рыбину из другого водоёма, Щука предпочитала не вспоминать.
Положение революционерки сильно пошатнулось. Срочно требовались новые идеи. Свежей крови требовал замшелый и осклизлый после ковыряния рыбьей драги мирок обитателей Могучей Реки.
Ихтиолог Рома, Щукин человечий отец, говаривал: «Пока нам спирт на консервацию препаратов отпускают, новые идеи не переведутся! На том стоим и стоять будем!»
«Конечно, мерзавец изрядный был: обманул маму-Русалку, совратил. Хорошо я рыбой всё-таки родилась. Повезло. От такого папаши и краказябра какая-нибудь могла произойти. А человек учёный был. Этого не отнимешь. В этом плане я вся в него вышла. Б-р-р-р, только до сих пор не могу забыть, как папаша экспонаты изготавливал да в банки стеклянные словно консервы упаковывал. Спирт всё больше в глотку его ненасытную попадал. Препараты протухали. Он их списывал. Всё шито-крыто.
Читать дальше