Ольга Грибова - Тьма

— А где Ксюша? — первым делом спросил я.

— Я, конечно, не специалист в этом вопросе, — сказал Андрей, — но, по-моему, у неё отошли воды.

Я застыл с открытым ртом. Немного придя в себя, повернулся к Эмми и с надеждой спросил:

— Ты ведь в этом разбираешься?

— Откуда? Мне было шестнадцать, когда я стала вампиром. Все это прошло мимо меня.

— В чем дело-то? — наконец, подоспел запыхавшийся Димка.

— Твой жена рожает, — посвятил его в события Андрей.

Дима среагировал, как и я, — онемел. Когда речь вернулась к нему, он поинтересовался:

— И что делать?

Неизвестно, как долго мы бы еще обсуждали сложившуюся ситуацию, но тут из машины, где сидела Ксения, раздался крик.

— Начались схватки, — прокомментировал вампир.

— Раз ты так здорово в этом ориентируешься, лезь на заднее сиденье. Будешь контролировать процесс. Вы двое, — я указал на Эмми и Диму, — вперед. Чем скорее доберемся до больницы, тем лучше.

Мы мигом заняли места, и мерс рванул вперед. До предела выжимая газ, я мчался в сторону Питера. Вампирское чутьё позволяло с легкостью маневрировать на дороге.

Мы были в пути от силы минут пять, когда по салону автомобиля разнесся терпкий запах крови.

— Кажется, у неё кровотечение, — сказал Андрей, который все это время держал Ксюшу за руку и показывал ей как правильно дышать. Я только диву давался, откуда он все это знает. И главное с чего вдруг столько заботы? Так я, наверное, никогда и не пойму каков же Андрей на самом деле.

— Так и должно быть? — испугано спросил Дима.

— Вряд ли.

Я бросил взгляд в зеркало заднего виденья. Лицо Ксюши было точно присыпано мукой. Губ практически не видно, глаза потухли. Девушка походила на умирающую, словно ребенок высасывал из неё жизненную энергию. Но ведь на дворе двадцать первый век и роды — это не смертельная болезнь. От них не умирают. Не так ли?

Мельком глянув на Андрея, заметил, что его глаза стали абсолютно черными. Я и сам едва сдерживал растущие клыки. Слишком силен был запах крови в тесном салоне автомобиля.

— Держишься? — спросил я у вампира.

— Не переживай, кусать её я не стану.

Эмми мигом сориентировалась и открыла окно со своей стороны. Мы с Андреем последовали её примеру. Дышать стало полегче.

К тому моменту, как мы добрались до ближайшего на нашем пути роддома, адрес которого Дима нашел при помощи сотового, горизонт окрасился в розовый. Прикрыв голову руками, я забежал в вестибюль. Руки слегка опалило, и я спрятал их за спину, чтобы не нервировать медперсонал. Следом за мной вошли остальные. Поддерживая Ксению, мы кинулись к стойке медсестры. Поначалу нас не желали принимать, но деньги Андрея сотворили чудо, и Ксюшу мигом увезли в родильное отделение. Нам оставалось только ждать.

Усевшись на неудобные пластмассовые стулья, мы вслушивались в крики рожениц, пытаясь из общей массы выделить голос Ксении.

— Как долго длятся роды? — поинтересовался Дима.

— По-разному, — коротко ответил Андрей.

Дима замолчал, пристально изучая стену напротив. Все мы были подавлены, но меня не покидало чувство, что Эмми, удивительным образом притихшая как только начались схватки, встревожена больше других. Что-то во взгляде девушки казалось мне подозрительным. Она вела себя, так будто присутствует не при рождении новой жизни, а у смертного одра.

Я не успел развить эту мысль и определиться со своими ощущениями, как дверь родильной открылась, и в коридор вышел врач.

— Климентьев? — он вопросительно оглядел нас.

Дима встал. Он был настолько испуган, что даже не мог открыть рот.

— Поздравляю, у вас родилась здоровая дочь, — и хотя доктор сообщал радостную новость, лицо его оставалось мрачным.

— А как чувствует себя мать? — вмешался я, видя, что Дима не в себе.

— Боюсь, она потеряла много крови. Мы сделали переливание, но для прогнозов пока рано.

Доктор ушел, а Дима так и продолжал стоять. Наконец, его попытки осмыслить сказанное увенчались успехом и он спросил:

— Что значит «для прогнозов пока рано»? Это хорошо или плохо?

Амаранта приобняла Диму за плечи и повела по коридору.

— Пойдем, тебе надо её навестить.

Ксюша сильно осунулась. В девушке, лежащей на больничной койке, с трудом узнавалась та жизнерадостная ведьмочка, что мы знали и любили. Глаза потухли. В них отсутствовало желание жить, точно Ксения давно смирилась с происходящим. Она словно знала, что борьба бессмысленна и всё давно предрешено.