Генри Каттнер - Ярость

— У меня есть несколько вариантов, — ответил он очень серьезным и озабоченным тоном. — Мы их обсудим потом, когда у нас будет больше времени.

На самом деле у него был один и только один надежный вариант, и Хейл был бы дураком, если бы не догадывался об этом. Когда надежда на бессмертие лопнет, как мыльный пузырь, поднимется настоящая буря, которая вместе с Сэмом зацепит и Хейла. Ярость обманутых людей неминуемо выльется в восстание, а против него есть только одно средство. Сэм постарается как следует подготовиться к этому дню. Хейла не устраивают его методы? Пусть придумывает что-нибудь получше или пеняет на себя. Сэм Рид старается только для Сэма Рида. Это уже вопрос жизни и смерти — если Хейл захочет стать ему поперек дороги, значит в Колонии Плимут возникнет серьезный конфликт.

Сэм почувствовал себя неуютно — Свободный Компаньон оказался более опасным противником, чем он считал до сих пор.

Разумнее всего было сменить тему. Сэм выяснил для себя почти все, что хотел. Оставалось решить вопрос, послуживший поводом для его посещения острова. Он был достаточно важным сам по себе.

— Так вот, Харкеры. Я думаю, что на этот раз нам лучше бы действовать заодно. Если мы уговорим их сотрудничать, то нам легче будет узнать, что у них на уме. К тому же, убей меня, я не вижу, как они сейчас могут нам помешать. Даже они поняли, что если колонизация когда-нибудь состоится, то это произойдет именно теперь и именно здесь, в Колонии Плимут. Если она провалится, то следующей попытки не будет.

— Ты прав, как всегда. Я полагаю, не осталось ни одного Бессмертного, который бы это не понимал.

— Тогда они тоже должны стремиться сотрудничать с нами, если, конечно, у них такие благородные цели, как мы думаем. Мы — победители. Поэтому, мне кажется, мы и должны сделать первый шаг навстречу.

— Ну и в чем дело?

Сэм замешкался. «Есть вещи, в которых я сам себе не доверяю, — сказал он с внезапной искренностью. — Захария Харкер и я — мы… в общем, это невозможно. Когда я его вижу, мне хочется его придушить. Ты был бы более ловкий дипломат, чем я. Ты — Бессмертный. Ты знаешь их очень давно. Тебе и карты в руки».

Теперь замешкался Хейл. Помолчав, он сказал, не глядя на Сэма:

— Ты тоже Бессмертный, Рид.

— Наверное. По крайней мере, я надеюсь. Хотя это не тот случай. Я все собираюсь пораскинуть мозгами на эту тему, но пока как-то не до того. Да сейчас это и неважно. Ну так что, ты пойдешь?

Хейл продолжал оставаться в нерешительности. Пока он стоял, соображая, что ответить, приемник в его руке зазвенел высокими, возбужденными голосами. Хейл приложил его к уху, с явным облегчением прерывая неприятный разговор.

Некоторое время он слушал, вглядываясь в далекие джунгли. Вершины деревьев раскачивались и обрушивались вниз под натиском невидимого бульдозера.

— Возьми бинокль, — обратился он к Сэму. — Стань чуть левее, отсюда не видно четвертого квадрата. Не стоило бы упускать такое зрелище. Они наткнулись на паучиху-сирену.

Удивительно, но Сэм послушался Хейла.

Бинокль словно дернул джунгли за невидимую ниточку, и они одним гигантским прыжком очутились прямо перед глазами. Проложив две широкие дороги через весь остров, бульдозер разбил его на четыре сектора. Деревья, которые росли по краям просек, были изуродованы — безжизненно висели поломанные ветки, ядовито-зеленая листва стала грязно-бурой. Ближайший к ним сектор был почти полностью расчищен. Бульдозер, расширяя просеку, методично ползал вперед и назад.

Чудовищная бронированная громадина тяжело перекатывалась через поваленные стволы. Она двигалась медленно и вразвалку, вполне в духе венерианских рептилий. С такой же ленивой, тяжеловесной грацией они перемещались по джунглям, так же сокрушая деревья своими бронированными телами, как и это стальное чудовище, пришедшее их уничтожить.

Плющи и лианы оплетали бульдозер, свисая с его брони и гусениц. Некоторые из них, все еще извиваясь, пытались вонзить длинные ядовитые шипы в тускло поблескивающий металл.

До Сэма доносились скрежет гусениц, урчание двигателя, треск ломающихся стволов и едва различимые возбужденные крики людей, бегущих к блестящему предмету, сверкавшему далеко впереди.

Затем внимание Сэма привлекла яркая вспышка. На мгновение ему показалось, что все его чувства выключились. Он перестал слышать доносящиеся снизу звуки, чувствовать прижатые к глазам окуляры, воспринимать тяжелый, все еще непривычный для дыхания воздух. Не существовало ничего, кроме цветового пятна, переливавшегося впереди — то блекнущего, то вспыхивающего новым, еще более изысканным оттенком.