Вера Чиркова - Ученица ведьмы.

Ведьма уже давно ускользнула сквозь стену, и ее силуэт растаял где-то в районе кухни, а мы все не решались выговорить ни слова.

Да и о чем говорить, если без слов понятно, что она снова обошла нас обоих.

День двадцать первый, полный сюрпризов,

продолжается

В зал для малых торжеств, куда нас так официально пригласила Сирень, я плелась в самом отвратительном расположении духа. Все мои самые худшие опасения превратились в неизбежную реальность.

Вначале исчезла последняя надежда на встречу с гольдами. После разрешенной мне прогулки по парку я убедилась всеми доступными методами, что ни одного из замеченных ранее проходов во владения маленьких рудокопов больше не существует. Даже ступени возле горного потока были теперь просто лестницей.

А вернувшись с гулянья, с огорчением узнала, что мне выделили новое помещение, совсем в другом крыле здания. Там, где раньше обитал Роул, а теперь жила Сирень.

Но что самое обидное, чуть позже выяснилось, переделка этих покоев именно для меня и Эри велась уже не первый день и в строжайшей тайне. Раз даже князь разинул рот от изумления, когда вошел в просторную общую гостиную следом за мной.

А я наоборот, лишь покрепче сжала челюсти, сразу обнаружив снаружи на окнах очень изящные, выкрашенные в почти белый цвет, но от этого не менее крепкие, массивные кованые решетки. Во всех комнатах, от спален до гардеробных.

Впрочем, в моей половине никакой гардеробной не было. Как и мебели. Только каменное ложе посреди комнаты, накрытое меховыми покрывалами и маленькая купальня вообще без окон. Причем ни одна стена в ней не выходила наружу.

Еще из мебели в моей спальне был очень широкий подоконник, взобравшись на который я сразу обнаружила расхаживающий по галерее, расположенной под окном, патруль в виде троицы очень представительных наемников. И у каждого на груди, рядом с амулетами и сигнальным рожком висел тряпочный мешочек, очень похожий на тот, каким меня усыпила Малина.

И это был даже не намек, а прямое пояснение, для какой именно цели выписывают тут круги эти здоровяки.

Я, конечно, предполагала, что ведьма предпримет все доступные ей меры по охране одного знакомого мне горного краба, но не догадывалась, что она зайдет в этом так далеко.

А обиднее всего показалась потеря нескольких вечерних и утренних часов, в которые я могла устроиться на подоконнике и постараться забыть про свой уродливый облик, представляя себя в мечтах снова обычной девчонкой.

Мечтать о том, как бежишь в полдень босиком по нагретым камушкам и с прогибающегося мостка прыгаешь в неширокую, но знакомую до последней ямки речку, и с визгом плывешь наперегонки с Жучкой за брошенным прутиком, на виду у вооруженных до зубов наемников не смог бы даже отпетый мазохист. А уж о чем-нибудь более романтичном, типа новогодней дискотеки в клубе или поездке с Мариной в город, даже представить невозможно.

Поэтому я решительно слезла с подоконника и просидела на каменном ложе, спиной к окну, все оставшееся время до собрания, жалея, что не могу вообще не видеть ни ненужного мне теперь окна, ни этих решеток.

-Кэт... - робко позвал князь, войдя в мою спальню после полудня, - можно, я тут посижу?!

-А ты видишь тут хоть одно кресло? - если бы мой голос мог передавать эмоции, в нем плескалось бы целое море яда.

-Я бы принес... но они тут все каменные. Это специально еще прадед придумал, когда его чуть не убили стулом, - пролепетал мальчишка горестно, - только там, где всё хорошо защищено магией, можно ставить деревянную мебель.

Он резко отвернулся и шагнул к окну, тщетно пытаясь удержать худенькие плечи от предательской дрожи, выдающей его рыданья.

Проклятая жалостливость, злюсь сама на себя, сползая с лежанки и топая к подоконнику. Не зря тетка всегда говорила, что лучшую половину русских баб сгубила именно жалостливость. Только я раньше по глупости самоуверенно считала, что это абсолютно не про меня.

-Эри, перестань, - хочу проворчать строго, но лунное серебро, вставленное в крабье горло, назло мне звенит нежными колокольчиками и князь, рывком обернувшись, кладет руку прямо на шипастую морду.

Не знаю, погладить ему вздумалось меня по головке, или просто дружески хлопнуть, получилось лишь то, что могло из этой попытки получиться. Алая струйка хлынула мне на морду, на клешню, которую я, не ожидая такого жеста, подняла слишком поздно, на его белую рубашку, к которой побледневший парнишка прижимал порезанную руку.