Ирина Якимова - Ex ungue leonem - по когтю льва

Лира остановилась в яблоневом саду. Там, где Ульрик утром встречался с Мактой, сейчас лежал снег. И снежинки-звёзды падали с неба и ложились сверху. Скоро всю Пустошь заметёт, будет ровное белое мягкое поле…

Лира решительно двинулась вперёд. Ульрик поймал её за край плаща:

— Ты уходишь?

— Я…

— Знайте, леди, я брошусь за вами и в тот мир. Я вас не оставлю!

— Но склянка зелья одна!

— Значит, мне придётся воспользоваться способом Гектора Долуса!

— Но тогда, там, ты будешь рабом Нефандуса!

— Это неважно. И там, и здесь, вы — моя госпожа. Всё правильно.

— О! — Лира хитро улыбнулась. — Что ж, тогда… я скоро вернусь.

Она освободилась от его хватки и пошла к месту гибели и исцеления Макты. Ульрик, помедлив, последовал за ней. Скоро Лира присела на корточки в пушистой перине снега. Она приготовила склянку, но вытащить стеклянную пробку колбы не получалось: руки замёрзли. Ульрик опустился на колени позади неё, накрыл её руки своими, согревая.

— Всё-таки, что ты собираешься сделать с зельем? — спросил он.

— Ты чувствуешь боль нашего мира? Её центр тут, где появился и исчез Первый вампир. Я подумала: большое чудо у меня не получится, но, может быть, выйдет малое? Я хочу немного полечить эту рану. Чтобы нам всем легче было принять новый мир. Надеюсь, он будет лучше прежнего…

Ульрик улыбнулся:

— Это лишь от нас, его жителей, зависит!

— Да. Поэтому давай начнём новый мир не со лжи и гордыни. С чуткости к чужой боли. С доброты.

Вдвоём им удалось открыть склянку. Зелье слабо затрепыхалось на дне колбы. Лира перевернула склянку, и оно медленно, нехотя покатилось к горлышку колбы.

— Вылить такое сокровище! — прошептал Ульрик. — Но ничего: мы вернёмся домой и вместе засядем в лаборатории, да? Зелье удалось тебе один раз, удастся и во второй.

Лира закрыла глаза, глупо надеясь, что этим удержит слёзы. Какими могут быть дети преданной, поруганной любви, лживой, как вся её жизнь? Мечта о детях любви испорчена чёрными неосторожными словами Ульрика. Дети любви? Теперь это дети обиды, ущербные создания, подобные carere morte… Не стоит приводить их в исцелившийся мир, не та это сказка для нового мира!

— Во второй раз мне это не удастся. В первый раз получилось, потому что я верила в нашу любовь. Сейчас я ни во что не верю! Моя кровь черна от обиды на тебя, Ульрик. А твоя, оказывается, всё ещё едка от мести! Нам не стать светлыми созданиями Бездны.

Боль постепенно уходила. Её место занимала светлая грусть — Лира грустила о разбитых надеждах и мечтах. Старый мир ушёл, забрав с собой и то немногое светлое, что было в их странной жизни… В снег из колбы упали чёрные в ночной тьме капли. Будто кровь! Кровь самой Бездны. Лира тихонько прошептала старинную формулу исцеления новообращённого и поднялась.

— Надеюсь, это как-то поможет миру, — тихо сказала она. — Теперь, идём, дорогой супруг. Я уже знаю сценарий. Неделю в доме будет не продохнуть от запаха лилий, которыми ты уставишь все комнаты, чтобы вымолить моё прощение. И к исходу недели я перестану обижаться, просто чтобы избавиться от тяжелого цветочного запаха и от вида твоих грустных глаз. Всё-таки, мы отличная пара!

Следующей весной на Пустоши появились странные цветы: маленькие, белые. Он росли сначала только в яблоневом саду на руинах дворца Макты, потом распространились по всему северу. Эти цветы распускали лепестки лишь звёздными ночами и казались звёздочками, упавшими в траву. Они могли жить сорванными очень долго, кто-то говорил, что они бессмертны. Главное, чтобы в вазе всегда была ледяная вода… Аромат этих цветов утешал в любой душевной боли, отвар из них великолепно залечивал любые раны.

…Лира звала их детьми грусти.

Первое десятилетие нового века стало переломным временем для Земли Страха. Реддо удалось угодить «Гроздьям», пойдя на ряд принципиальных уступок. Вернир сохранил трон, но все понимали, что это ненадолго. И верно — через три года после уничтожения carere morte Север объявил войну Королю Реддо. В конфликт скоро включились и прочие соседи. Как и пятьсот лет назад, несчастный край оспаривали друг у друга пять государств. Это была страшная война, ходили слухи, что армии применяли невиданное доселе оружие, высушивающее людей до состояния мумии за мгновения и начисто уничтожающее всё на своём пути: укрепления противника, здания, естественные преграды. Но слухи остались слухами. В этой войне, в оружии, которое на ней применялось, не было доли Бездны.