Но перед самым полуднем на востоке показалась пешая колонна, и смех утих.
В лагерь Цески въехали двадцать офицеров — они привели с собой пятьсот цирковых полулюдов из Дренана, специально созданных боевых зверей восьми футов роста. Помесь северных медведей, больших восточных обезьян, львов, тигров и лесных волков.
Ананаис застыл как вкопанный, обшаривая голубыми глазами горизонт.
— Где же ты, Тани? — прошептал он. — Во имя всего святого, не дай всему закончиться так!
К нему подошла Райван вместе с Баланом, Лейком и Галандом.
— Нет в мире справедливости, — бросила Райван, и защитники вдоль всей стены встретили ее слова гробовым молчанием.
Громадные полулюды, не задерживаясь в лагере, построились в широкую шеренгу, и офицеры заняли места позади них.
Торн потянул Ананаиса за рукав.
— Есть какой-нибудь план, генерал? — Ананаис вовремя сдержал резкий ответ: лицо Торна вдруг сделалось пепельно-серым, и губы сжались в тонкую черту.
— Никакого, приятель.
Звери продвигались вперед не спеша, вооруженные дубинами, зазубренными мечами, булавами и топорами. Глаза их были красны, как кровь, и языки свисали из пастей. Они приближались в тишине — жуткой тишине, разъедающей мужество защитников. Люди на стене заволновались.
— Нужно сказать им что-то, генерал, — произнесла Райван.
Ананаис потряс головой, глядя перед собой пустыми глазами. Он снова стоял на арене, чувствовал непривычный вкус страха... он видел, как медленно поднимается решетка ворот, и слышал, как внезапно затихла толпа. Вчера он встретил бы этих чудищ не дрогнув. Но сегодня победа, казалось, была так близка... он уже чувствовал на лице ее сладкое дыхание...
Какой-то воин соскочил со стены, и Райван обернулась к нему.
— Сейчас не время уходить, Олар. — Воин остановился, понурив голову. — Вернись и стань рядом с нами, парень. Мы все ляжем вместе — это и делает нас теми, кто мы есть. Мы скодийцы. Мы одна семья. Мы любим тебя.
Олар посмотрел на нее со слезами на глазах и вытащил меч.
— Я никуда не бегу, Райван. Я хочу встать рядом с женой и сыном.
— Я знаю, Олар. Но мы должны хотя бы попытаться отстоять нашу стену.
Лейк толкнул локтем Ананаиса:
— Доставай-ка меч! — Но гигант не шелохнулся. Он был не здесь — он снова вел свой давний бой на каменной арене.
Райван поднялась на парапет.
— Держитесь стойко, мальчики! Помните: помощь уже близка. Отгоним этих тварей, и у нас появится шанс!
Ее голос утонул в ужасающем реве полулюдов, перешедших на бег. За ними следовал Легион.
Райван слезла на стену. Зверям не нужны были ни веревки, ни лестницы — они с разбегу прыгали на пятнадцатифутовую преграду и перелезали через парапет.
Сталь вышла навстречу клыкам и когтям, но первых защитников смели в тот же миг. Райван ткнула мечом в зияющую пасть, и зверь попятился, перекусив зубами меч. Ананаис заморгал, приходя в себя. Оба его меча сверкнули на ярком солнце. Зверь, нависший над ним, взмахнул топором, и Ананаис вогнал правый меч ему в брюхо. Полулюд испустил ужасающий вой и обмяк, оросив воина кровью. Ананаис оттолкнул его прочь и выдернул меч — на него, размахивая палицей, уже надвигался другой. Генерал бросил правый меч, перехватил двумя руками левый и рубанул зверя по руке. Когтистая лапа, все еще сжимающая палицу, отлетела в сторону, а полулюд, визжа от боли и злобы, кинулся на Ананаиса. Воин пригнулся и двумя руками погрузил меч ему в живот. Меч, застрявший в громадной туше, вырвался из рук.
Балан спрыгнул со стены и отбежал шагов на двадцать назад. Там он преклонил колени и закрыл глаза. Эти боль и ужас не должны быть бесцельными — правда должна восторжествовать. Вчера объединенная сила Тридцати обратила зверей в людей. Сегодня остался только он, Балан.
Он очистил разум от мыслей, соединившись с безмятежностью Пустоты, и протянул оттуда канал к полулюдам.
Он двинулся им навстречу... и отпрянул, столкнувшись с кровожадной злобой. Он укрепил себя и попытался снова.
Ненависть! Страшная, жгучая, всепожирающая ненависть. Балан заразился ею и возненавидел полулюдов, их хозяев, Ананаиса, Райван и весь мир неоскверненной плоти.
Нет. Он не поддастся. Ненависть прокатилась над ним, оставив его незапятнанным. Он не мог ненавидеть рукотворных чудовищ и даже тех, кто сделал их такими.
Ненависть окружала его стеной, но не касалась его.
Он не знал, какими воспоминаниями можно пронять этих зверей — ведь они прежде не служили в «Драконе», — и прибег к единственному чувству, которое все они непременно испытывали, будучи людьми.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу