Дэвид Геммел - Мечи Дня и Ночи

— Друсс говорил мне, что кого-то оберегает там. — Скилганнон вздохнул. — Этого человека убил Ландис Кан, чтобы отдать мне его тело. Он занял в Пустоте мое место. — Он положил руку на плечо Харада. — Поспи немного. Скоро наступит ночь.

— Для меня теперь всегда будет ночь.

Скилганнон и Аскари отошли, оставив Харада одного.

— Мы солгали ему, но это спасительная ложь, — сказала она.

— Бархатная ложь, как говорил когда-то один мой друг. Правды он не выдержал бы.

У свежей могилы Скилганнон подобрал с земли Снагу. Одно из лезвий покрывала засохшая кровь. Скилганнон воткнул топор в землю, а затем дочиста вытер пучком травы.

— Нам кажется, что жизнь — это нечто постоянное, а она может оборваться в мгновение ока.

— Я знаю, но это жестокая смерть.

— Смерть всегда жестока, каждая на свой лад. И солгал я только наполовину. Топор, вылетев из руки Харада, скорее всего потом отскочил от камня. Чарис даже не поняла ничего. Она умерла мгновенно и без мучений.

— Но бессмысленно.

— Почти все умирают бессмысленно. Даже те, кто, казалось бы, делает это с целью. Сам я погиб, спасая народ, который стал для меня родным. Теперь его больше не существует. Ангостинцы, как и множество других, стали прахом истории. Моя жертва в конечном счете оказалась бессмысленной. Все человеческие деяния в конечном счете ни к чему не приводят.

— Не согласна. Мне с детства запомнилось, как Киньон спас одного мальчика. Тот взобрался на скалу, очень высоко, а слезть обратно не мог. Киньон полез за ним. Шел дождь, он скользил и пару раз чуть не сорвался, но все-таки добрался до мальчика, посадил его себе на спину и спустился с ним вниз. Следующей весной мальчик умер от лихорадки. Выходит, Киньон рисковал собой понапрасну?

— Нет, конечно же, нет. Мой учитель фехтования говорил, что существует только Сейчас. Прошлое — память, будущее — мечта, только настоящее можно потрогать руками. Нам доступно одно — жить Сейчас, миг за мигом, и стараться делать это достойно. Киньон совершил достойный поступок. Твой упрек справедлив. Мы должны жить сейчас, не задумываясь о том, что через тысячу лет этой цивилизации уже не будет.

— И что же мы сейчас будем делать?

— Мы?

— Ты не хочешь, чтобы я оставалась с тобой?

— Я не хочу, чтобы тебя убили.

— Если мы покончим с Вечной, этого не случится. Я не очень хорошо понимаю, что такое судьба, и мне нет дела до Вечной и ее волшебства. Нет и не было никогда. Я хотела одного: жить в горах, охотиться, плавать, есть досыта, смеяться от всей души. Но мне кажется, мы сошлись вместе не без причины — ты, я и Харад. Трое Возрожденных, все из одного времени. Расскажи-ка мне снова про то пророчество, и мы попытаемся разобраться в нем.

— Не в чем там разбираться. Из того, что когда-то напророчила Устарте, сделали глупые стишки. «Герой, возрожденный из серых пустот, Мечи Дня и Ночи с собой принесет». Остального Ландис мне не сказал — упомянул только, что герой должен убить горного великана с золотым щитом и похитить яйцо серебряного орла.

— Может быть, разгадку надо искать в моей сказке про орла.

— Про птицу, которая летает вокруг солнца?

— Нет. Солнцем он кормится, а летает вокруг земли.

— И исполняет желания волшебников. Ну да, я помню.

— Ты слушал меня только краем уха, а ведь в каждой сказке есть доля правды. Киньон так говорил. Просто эта правда со временем приукрашивается.

— Верно, — засмеялся Скилганнон. — В библиотеке Лан-диса я прочел то, что понаписали про меня самого. Память ко мне тогда еще не вернулась, и я хотел знать, кто я такой. Рассказы о моей жизни, достоверные в целом, скрывались под грудой небылиц о летучих конях и огнедышащих драконах. Ты права, сказки заслуживают пристального рассмотрения. Расскажи мне еще раз все, что помнишь об этом орле.

Аскари начала рассказывать, но он внезапно прервал ее.

— Почему волшебники?

— Что?

— Почему орел исполняет желания одних только волшебников? Почему не героев, скажем? Почему не крестьян?

— Не знаю. « Добрых волшебников», говорится в сказке. А ты как думаешь?

— Волшебники сведущи в магии. Они творят заклинания. Птица не по своему выбору исполняет их желания — это они ее заставляют. — Скилганнон задумался. — Этот орел не живой. Он просто источник силы, к которому прибегают волшебники. Он серебряный — стало быть, рукотворный, как те машины в храме и во дворце Ландиса Кана. Да, навыдумывал я, — потряс головой Скилганнон. — Машина, летающая в небесах и каким-то образом посылающая волшебную силу на землю? Чепуха. Как ее могли запустить в небо? И почему она обратно не падает?