Дэвид Геммел - Сердце Ворона

— Вы видели сломанные деревца?

— Да.

— Какая глупость! Вы же могли погибнуть!

— Да, мог. — Юноша пожал плечами. — Но вы же сами сказали, что наша жизнь мимолетна и не имеет большого значения. Так что…

— Ваша жизнь важна для меня, сир! И я не хочу, чтобы вы рисковали без необходимости в силу пустой бесшабашности.

Гэз покачал головой:

— Дело не в пустой бесшабашности. Мне нужно было сделать этот прыжок.

— Почему?

Юноша ответил не сразу. Подавшись вперед, он провел ладонью по шелковистой белой гриве своего прекрасного коня. Мулграв почувствовал, что его подопечного что-то печалит. Гэз поднял голову.

— Прошлой ночью, вернувшись в свою комнату, я не смог уснуть. Меня била дрожь. Я испытал страх, которого не испытывал никогда раньше. Вы похвалили меня за то, что я спас жизнь отца. Да, я это сделал. Но сделал инстинктивно, а не потому, что мной двигала смелость. Понимаете? Страх пришел позже, а вместе с ним сомнение. Я был на пороге смерти. Если бы я снова оказался в подобной ситуации, повел бы я себя так же? Или поступил бы иначе? Не победил ли бы меня страх? Может, я бы убежал? Или забился в угол и разревелся, как ребенок?

Он замолчал.

— Значит, упавшее дерево — это ваши страхи, сир? — спросил Мулграв.

— Да. — Гэз улыбнулся и процитировал:

Он слишком сильно боится судьбы

Или желанья его так малы,

Что он не осмелится приблизиться к ним —

Победить или все потерять без особых причин.

— Прекрасные слова, сир, но я бы посмотрел, как тот, кто их написал, сам бы совершил такой прыжок. По-моему, поэты сродни политикам. Они говорят как львы, а ведут себя как зайцы.

— Будем надеяться, что таковы не все, — сказал Гэз, — потому что эти слова написал я сам прошлой ночью.

Мулграв понял, что юноша смеется над ним.

— Э… дайте мне одну секунду, сир, и я заглажу свою вину.

— Так вы все еще считаете, что я поступил глупо?

— Должен сказать, что мое мнение не изменилось, хотя теперь мне понятны причины, толкнувшие вас на это. Вы усомнились в себе, но вам не хватило уверенности — или терпения, чтобы дождаться более подходящего момента для испытания. Ненужная безрассудность. Если бы вы спросили меня, я бы сказал, что вашей смелости может позавидовать любой молодой человек. И я бы поставил перед вами задачи, которые помогли бы вам проявить себя. Да, сир, перед вами прекрасное будущее. Но если бы удача отвернулась от вас, я стоял бы сейчас на коленях перед бездыханным телом. Возможно, перед калекой с переломанными руками и ногами и без всякого будущего. А еще через день Мойдарт приказал бы повесить меня за неисполнение предписанных обязанностей. Думаете, риск того стоит?

Гэз рассмеялся:

— Дела можно измерить только результатами. Я сделал то, что считал нужным, и теперь чувствую себя свободным от страха, сильным, молодым и счастливым. Так что риск того стоил. И хватит спорить. Не читайте мне нотаций, а я обещаю вам не рисковать попусту. Согласны?

— Согласен, сир, — ответил Мулграв.

Но беспокойство не оставило его. Он уже понял, что Гэз Макон отмечен духом безрассудства, а этот порок мог оказаться смертельно опасным. «Ладно, если у меня будет время, — подумал фехтовальщик, — я излечу его от этого проклятия».

Они поехали дальше.

— Жаль, что я не убил того несчастного, — вырвалось вдруг у юноши.

Мулграв промолчал. Крики раненого и попавшего в плен убийцы были ужасны и продолжались несколько часов. Они прекратились лишь под утро, и тогда же из подвала поднялся Мойдарт в промокшей от крови одежде. Он написал что-то на листке бумаги, и солдаты, вскочив на коней, умчались в Эльдакр производить аресты.

Нападавшие убили трех из четырех стражников. Четвертый куда-то запропастился, и его нигде не могли найти, но распоряжение о его аресте уже было подписано.

— Я бы не стал его пытать, — сказал Гэз. — Повесил бы, но пытать не стал.

— Мойдарту нужно знать, кто еще вовлечен в этот заговор, — заметил Мулграв.

— Вы же слышали, как он кричал. Не думаю, что обезумевший от боли человек скажет правду. В число заговорщиков вполне мог попасть сам святой Персис Альбитам.

— Ничего удивительного. Насколько я знаю, святого однажды арестовывали и даже собирались казнить, для чего доставляли в Камень. По-моему, это было тогда же, когда Бэйн сражался за Госпожу-в-Маске.

— Не Бэйн, — поправил его Гэз, — а гладиатор по кличке Свирепый. Вы уходите от темы разговора.

— Не думаю, что нам стоит обсуждать применяемые Мойдартом методы, хотя я, в общем, согласен с вами. Бедняге было бы лучше умереть сразу.