Дэвид Геммел - Сердце Ворона

Рынок, находившийся за площадью, через которую не без труда пробились Жэм и Калин, уже кишел покупателями и продавцами. В дальнем конце стояли несколько столов со скамьями, а еду готовили рядом на трех кострах и пяти-шести длинных каменных грилях. Желающих перекусить хватало, но Жэм нашел пару свободных мест. Они уселись и стали ждать, пока на них обратит внимание одна из служанок, шныряющих туда-сюда с тяжелыми подносами.

Через какое-то время к столу подошла полная женщина с округлыми плечами и торчащим зубом.

— Так значит, это ты? — холодно спросила она. — Снова ты.

— Рад тебя видеть, Мэг. Отлично выглядишь, — сказал Гримо.

Она нисколько не смягчилась:

— Если ты и сегодня учинишь неприятности, я позову солдат. Не сомневайся, я так и сделаю!

— Эй, успокойся, я всего лишь зашел позавтракать с племянником. — Жэм явно занервничал. Кое-кто из посетителей уже повернулся в их сторону. — Кэлин, это Мэг. По эту сторону Кэр-Друах нет никого, кто готовил бы рыбу лучше ее, — Юноша поднялся и поклонился. — Мэг, познакомься с Кэлином, сыном Лановара.

Суровое лицо женщины моментально подобрело.

— Вот как. Что ж, ты приятный паренек. Весь в отца, только глаза от матери. И, похоже, не лишен хороших манер. Но знай, о человеке судят по тем, с кем он водится.

— Только до тех пор, пока не знают о его делах, — заметил Кэлин.

— Его-то дела всем известны, — буркнула Мэг, бросая взгляд на одноглазого горца. — Этот человек — пьяница и дебошир. Ему самое место на севере, среди «черных» ригантов, Но раз уж ты сын героя, я дам ему возможность опровергнуть мое мнение и накормлю вас обоих. Получите суп и хлеб. — Она повернулась к Жэму. — Но никакого эля. И на этот раз, пожалуйста, деньги вперед.

— Какая жестокая женщина, — пробормотал Гримо, извлекая из мешочка две медные монеты.

Мэг взяла медяки и, не говоря больше ни слова, направилась к харчевне.

— Похоже, она тебя недолюбливает, — заметил Кэлин. Жэм принужденно улыбнулся:

— Эх, малыш, как же плохо ты понимаешь женщин. Мэг обожает меня, приятель. Однажды я спел ей песенку, и с тех пор ее сердце принадлежит мне. Разумеется, признаю, она пытается сопротивляться, но не обращай внимания. А ее строгость — это показное.

Кэлин промолчал, не желая спорить. Он видел и чувствовал — несмотря на попытку старшего друга укрыться за стеной нарочитого добродушия, — что Гримо смущен и пристыжен. Женщина отнеслась к нему с презрением, и он принял это. Такое поведение неустрашимого бойца удивило юношу, потому что, будь на месте Мэг мужчина, реакция Жэма оказалась бы совсем другой, и неосторожному смельчаку, позволившему себе даже намек на пренебрежение, не поздоровилось бы. Конечно, Кэлин и не ждал, что Гримо ударит женщину — ни один горец, считающий себя достойным носить это имя, не опустился бы до столь гнусного поступка, — но то, что он робко снес оскорбление и даже не попытался сделать обидчице замечание, не укладывалось у юноши в голове. Почему-то ему стало не по себе. Кэлин понимал, что

ему преподан некий жизненный урок, но не мог осознать его значение. Он поежился от налетевшего свежего ветра и поднял воротник плаща.

Жэм о чем-то задумался, и юноша не стал его беспокоить. Взгляд его устремился к установленному на площади эшафоту и четырем безжизненным телам, покачивающимся на веревках.

Какое преступление совершили эти люди? Что такое ужасное сделал старший из повешенных, тот, которому выжгли глаза и отрубили руки? Он снова поежился, но теперь уже не от холода.

— Холодает, — сказал Гримо. — Не удивлюсь, если пойдет снег.

— Как ты думаешь, в чем их преступление? Ну, тех людей на площади…

Жэм пожал плечами:

— Я не знаток законов, малыш. Мне лишь известно, как наказывают за угон скота, но я и понятия не имею, что надо было сделать, чтобы тебе отрубили руки.

Женщина с торчащим зубом поставила на стол перед ними деревянный поднос с двумя глубокими мисками горячего рыбного супа и буханкой хрустящего хлеба.

— Насчет повешенных лучше не спрашивайте, — предупредила она и, понизив голос, зашептала на ухо Жэму. Впрочем, Кэлин все услышал, даже не напрягая слух. — Суд был тайный, но рассказывают, что какая-то знатная дама обвинила этого мужчину. Якобы он залез в ее спальню и напал на нее.

— А при чем тут остальные? — поинтересовался Кэлин. — Женщина — жена этого мужчины, а двое других его сыновья. Наверное, пытались как-то обмануть солдат, защитить мужа и отца,

— И за это они повесили всю семью?