Валерий Цуркан - Равновесие Мира, или Конец всех империй

Целый день он провел на пляже, а потом вернулся, поужинал, надел цепь с медальоном и лег спать.

Когда-то они с Максом ходили по ночным улицам Софии, заглядывали по дороге то в одну, то во вторую забегаловку, и разговаривали.

— Как ты думаешь, — сказал Макс, держа в руках тяжелую пивную кружку. — обращенные, что они чувствуют?

— Не знаю, — Зоран пожал плечами. — Может, ничего и не чувствуют вовсе. А может, ничего кроме ненависти. Ведь должно что-то двигать ими? Ненависть к бывшим друзьям, пусть даже и навязанная… хороший двигатель, не правда ли?

— Если вдруг меня обратят… — Макс запнулся. — Убей меня, ладно? Или попробуй вернуть меня. Но навряд ли это удастся, я слышал, что обращенные — люди пропащие.

— Я даже представить не могу ни тебя, ни себя… — сказал Зоран и сделал пару глотков темного Каменицы. — Это ведь безумие полнейшее. Все твои мысли, идеалы, все перевернуто, и ты думаешь иначе, и делаешь все иначе. А может и вовсе уже не думаешь, ведь ты станешь просто куклой, и кто-то будет дергать за ниточки… — Зоран с силой шваркнул кружкой о стол, расплескав пиво. Официант встревожено посмотрел в его сторону, но Зоран улыбнулся ему и жестом показал: «все нормально». — Я не понимаю, зачем им надо это? Зачем нарушать равновесие? Кому это надо? Почему ни та, ни эта сторона никак не поймет, что планета не выдержит.

Макс всегда уравновешен и флегматичен, если, конечно, не нужно было рубить врагов, и в любой ситуации умел успокоить собеседника лишь взглядом. Он посмотрел в глаза Зорана и ответил:

— Виной всему страсти. В нашем мире люди тоже умные, они знают все это. Но их эмоции, их нравы… Ведь каждому обязательно надо добиться успеха, кто-то борется за деньги, а кому-то нужна власть, а другому просто женщина приглянулась, и он хочет взять ее в свой гарем. Страсти угробят этот мир, если мы не будем на страже. Все эти страстишки земные, лишь отражение тех страстей, которые мы пытаемся утихомирить там.

Во Сне Менестрель шел по каменистой пустыне, усыпанной черными камнями. Вдалеке показалась точка. Вскоре она выросла до размеров взрослого человека. Это был Макс — богослов, теолог и воин, а теперь еще и враг. Враг, которого нельзя убивать, но и в живых оставлять тоже нельзя.

Менестрель погладил рукоять меча и потянул оружие из ножен. Макс сделал то же самое. Их и так мало осталось, они должны быть вместе. Если один из них сейчас погибнет, то равновесие будет нарушено окончательно. Если Менестрелю не удастся вернуть Макса к нормальной жизни, то равновесие так же будет нарушено. А когда еще родится Спящий? Что-то давно они не приходили…

Двое сошлись вплотную. Зазвенела сталь. В безумных глазах Макса не было и тени осмысленности, только бешенство и злоба.

Менестрель не атаковал, он только отбивал выпады своего старого товарища. И пытался проникнуть в его сознание, чтобы возродить в нем весну.

Еще немного и…

Мы — фракийцы! Фракийцы мы! (болг.)

Вперед! И без фокусов! (болг.)

Поставь трубу на место! (болг.)

Знаю, как ты на нем играешь! Поставь на место!(болг.)

Заткнись! (болг.)