Валерий Цуркан - Равновесие Мира, или Конец всех империй

Поезд шел северным путем, через Червен Бряг, Плевен и Тырговище. Мерно перестукивались колеса, вагон покачивало и кренило на поворотах. В окне мелькали огни домов, в которых обычные семьи сидели перед телевизорами и смотрели дежурные вечерние мелодрамы или комедии. Жизнь у них текла как обычно, вот только у Зорана снова все переменилось.

В поезде медальона он надевать не стал. Мало ли что может произойти во Сне. Истекать кровью на виду у проводников ему совсем не хотелось. Одну ночь Мир равновесия как-нибудь без него обойдется.

Соседями Спящего были подслеповатая старушка, которая ехала к сыну в гости, веселый рабочий с завода проката цветных металлов, решивший провести отпуск на море и молодой человек, о себе ничего не рассказывавший, он вел себя скромно и все больше помалкивал. Рабочий тараторил без умолку, запивая вином рассказы о буднях родного цеха переплавки цветмета, бабка что-то трещала о своих внуках, а молодой человек молчал и выглядел каким-то слишком уж нервным. Нервничать полагалось Зорану, но он улыбался, глядя в мелькающие огни за окном. Целая жизнь. Для него и таких как он — полвека — это всего лишь один миг.

Поезд остановился на небольшой станции. Фонарь вырывал клочья пространства из темноты и Зоран вдруг увидел, что в вагон поднимаются трое полицейских с собакой. Бояться ему было особо нечего — перед тем как покинуть квартиру, он оперативно изменил цвет волос, наложил на лицо биомаску, подправил «узоры» на подушках пальцев и даже подкорректировал радужную оболочку глаз. На подобные случаи у него всегда имелся комплект, который он называл «новой жизнью». Открываешь припрятанный кейс, достаешь все приборы и через десять минут начинаешь новую жизнь. Новый паспорт, новое имя. Пальцы так и остаются «чужими», а биомаску он со временем снимет и снова поменяет фотографию в паспорте — уж очень Зоран не любил эти органические маски, в них он себя чувствовал каким-то ущербным.

Несмотря на то, что он встречи с полицией не боялся, приготовился к худшему. Жаль, на саксе сыграть не дадут, но уж троих он и художественным свистом сможет уложить.

Однако обошлось. Полицейские искали наркотики. Собака облаяла молодого парня, сидевшего напротив Зорана и после короткой беседы пареньку предложили сойти с поезда. Причем, предложение было сделано в категорической форме. А отказать невозможно только женщинам и полицейским, о чем бы они ни просили. Больше Зоран молодого человека не видел. Работяга болтать перестал, припрятал вино и полез на верхнюю полку. Старушка, еще немного рассказав неизвестно кому о своих любимых внучатах, тоже улеглась спать. Зоран продолжал сидеть у окна и, глядя на мелькающие по ту сторону стекла огни, потягивать вино. В последнее время ему начинало казаться, что как здорово быть простым рабочим с завода цветных металлов. Отработал смену — ушел домой. Отработал год — поехал на море. Отработал сорок лет — ушел на пенсию. Прожил семьдесят лет — попал в Рай. Не жизнь, а малина!

Из головы все не выходили эти двое. Один, конечно, был русским. Вот только кем? Скорее всего, он был военным, выправка выдавала его. Но вещи, о которых он знал, наталкивали Зорана на мысль, что его недавний собеседник — из русской спецслужбы. Вот только из какой? Этих чертовых служб с приставкой «спец» развелось уж слишком много.

Далеко за полночь Зоран уснул. Ему ничего не снилось. Он уже давно не видел снов. А может быть, видел, но не запоминал. И только Сон, который на самом деле сном не являлся, он помнил всегда во всех деталях. И за всю жизнь так и не мог понять, где его жизнь была реальней — в яви или во сне.

Несколько раз Зоран просыпался и думал о Максе. Он был наверно самым молодым Спящим, ему и тысячи лет не стукнуло. Пятьсот с лишним лет назад он носил имя Михаил Триволис. Но помнят его как Максима Грека, православного богослова и переводчика богословских книг. Грек по происхождению, он волею судьбы попал в Россию. И за свой неспокойный нрав, за критику власти и духовенства был заточен в монастыре, где и провел целых двадцать два года. Борода его стала такой густой и широкой, что все считали его глубоким стариком. Но Спящие стареют намного медленнее обычных людей, и в свои восемьдесят с лишним лет он выглядел на сорок, но никто об этом и не догадывался. А потом Максиму Греку подошел срок умереть. Это произошло 21 января 1556 года в Сергиевом посаде. Нельзя жить дальше, люди бы заподозрили неладное, ему и так было уже восемьдесят шесть лет. Маким Грек умер — да здравствует Максим Светов, или как тогда была его фамилия? Макс сбрил бороду, превратившись в относительно молодого человека и даже некоторое время пожил в монастыре в качестве послушника, а потом ушел. К тому времени он уже давно был прозревшим Спящим и знал все, что положено знать для борьбы за Равновесие.