Василий Горь - Хейсар

Отодвинулась. Осторожно, чтобы не потревожить мои раны. Села. Торопливо стянула с себя рубашку. Тряхнула распущенными волосами и повернулась ко мне:

— Да, я сошла с ума! Но мне это нравится…

Минуты через две я понял, что с ума сошла не только Мэй — мой бок горел от жара ее груди и живота, левая рука, потеряв всякий стыд, ласкала ее плечи, спину и поясницу, а губы отрывались от ее губ только для того, чтобы мы могли перевести дух. Или заглянуть друг другу в глаза. Впрочем, промежутки между поцелуями становились все короче и короче, взгляды — все безумнее. И в какой‑то момент, окончательно перестав соображать, я перевернул Мэй на спину и поцеловал ее в призывно торчащий розовый сосок.

Вместо того, чтобы меня оттолкнуть, она вцепилась руками мне в шею, потянула на себя, и я, пытаясь на нее не упасть, был вынужден упереться правой рукой в кровать.

Плечо, живот и бедро прострелило так, что потемнело в глазах. В прямом смысле этого слова — я ненадолго потерял сознание и пришел в себя лежащим на спине с закушенной от боли губой.

— Плечо закровило! Слава Барсу, не сильно… И запястье — тоже… А бедро и живот, кажется, в порядке… — виноватым голосом сообщила Мэй, закрыла ладошками лицо и горько вздохнула: — Прости меня, пожалуйста: вместо того, чтобы помогать тебе выздоравливать, я тебя калечу!

— Ты помогаешь! Правда! — улыбнулся я, стараясь смотреть не на ее тело, прикрытое лишь распущенными волосами, а в глаза. — Как говорят лекари, «лечит не отвар, а желание выздороветь», значит, целуя меня, ты добавляешь мне этого самого желания…

— Это не руководство к действию, а шутка! — возмущенно воскликнула она.

— Нет, не шутка! Знаю по себе: если очень хочешь выжить — выживешь…

— Желания, говоришь? — задумчиво сказала она, потом хитро прищурилась и выпятила левую грудь: — Хочешь поцеловать ее еще раз?

Я торопливо кивнул, облизнул пересохшие губы и… напрягся: по лестнице кто‑то поднимался. БЕГОМ!!!

Увидев, что желание в моем взгляде куда‑то пропало, Мэй повернулась к двери, прислушалась и… через миг оказалась под одеялом:

— Куда это они?

— Кажется, к комнате Тарваза…

— А почему бегом?

— Не знаю…

— Мне это не нравится…

В это время до на с донесся приглушенный расстоянием и двумя дверями рык, а потом — звук удара. То ли по столу, то ли по стене.

Я нахмурился и на всякий случай переполз поближе к краю кровати, чтобы в случае чего было удобнее хватать чекан.

Не прошло и пяти минут, как та же парочка пробежала обратно, а сотней ударов сердца спустя со двора донесся частый перезвон тревожного колокола.

— Одевайся! Быстрее! — выдохнул я, встал с кровати, кое‑как натянул на себя ансы, покосился на нагрудник и, решив, что двигаться в нем пока не смогу, взял чекан левой, здоровой, рукой.

К моему удивлению, вместо того, чтобы попытаться вернуть меня в кровать, Мэй торопливо оделась и обулась, лентой, обычно вплетаемой в лахти, стянула волосы в хвост и бодрым шепотом сообщила:

— Все, я готова!

Видимо, она действительно чувствовала мои эмоции, так как, не успев заглянуть в мои глаза, ответила на незаданный вопрос:

— Я не воин и не смогу тебя защитить даже от мальчишки с крестьянским цепом. Ты, хоть и ранен, ввяжешься в бой при малейшей угрозе моей жизни. Значит, лучшее, что я могу сделать, — это беспрекословно выполнять твои приказы!

— Ты — чудо, Огонек! — благодарно выдохнул я. И, прочитав в ее глазах невысказанную просьбу, улыбнулся. Стараясь, чтобы улыбка получилась как можно более уверенной: — Я буду осторожен. Обещаю…

…Рисковать я действительно не собирался — сначала отрезал от ножки табурета небольшой клин и примерил его к щели под дверью. Потом бесшумно отодвинул засов, прислонил его к стене так, чтобы можно было нащупать, не глядя, приоткрыл створку на половину пальца и внимательно оглядел видимую мне часть коридора и лестничную площадку. А когда убедился, что на этаже нет ни одной живой души, рывком открыл дверь и ударом ноги вбил под створку тот самый клин.

Предосторожность оказалась излишней — бить меня дверью по плечу было некому. Мешать вернуться в комнату — тоже. Поэтому я чуть — чуть успокоился и прислушался к звукам, доносящимся с нижних этажей.

Поднявшееся было настроение тут же упало — то ли на четвертом, то ли на третьем что‑то громыхнуло, потом дважды звякнула сталь и наступила мертвая тишина.

«На нападение не похоже…» — хмуро подумал я, потом вспомнил, насколько тихо действовали похитители Аютэ, и, попросив Мэй не выходить в коридор без моего приказа, поковылял к площадке. Пытаясь представить, каким образом я, леворукий [232] Лестницы в сарти винтовые, закручены по часовой стрелке. То есть захватчику — правше, двигающемуся снизу вверх, мешает бить несущая колонна и собственный щит, а защитникам — правшам не мешает ничего. , буду защищать этаж от возможного нападения снизу.