Антон Фарб - Каэрден, или Милосердный рыцарь

Игнатиус задумчиво кивает, а Каэрдэн орет во все горло:

— Эй, вы, отпирайте ворота!

А из-за частокола вопрошают:

— Кто пожаловал?

— Это рыцарь Каэрдэн и чародей Игнатиус, прибывшие из столицы по приказу короля!

Ворота медленно отворились и два всадника въехали в ФортСаваж.

Что же увидели они перед собою? Все горожане, а также кнехты уставились на приезжих с подозрением и настороженностью. Каждый житель Форт-Саважа сжимал в руках кто рогатину, а кто дубину, ну а кнехты направляли на гостей свои алебарды. И тишина висела в воздухе, тяжелая и мрачная.

— Не очень-то гостеприимно нас встречают, — бормочет себе под нос Игнатиус, а Каэрдэн постепенно охватывает гнев, пока они едут вдоль по главной улице.

— Что за странный город? — громко спрашивает он. — Разве нас здесь не рады видеть? Или это новая манера принимать королевских посланников?

— Скажите, благородный рыцарь, — молвит один из кнехтов, беря под уздцы коня Каэрдэна. — Почему ваши лошади в мыле?

— Какое твое дело? — возмущается Каэрдэн. — Чем задавать дурацкие вопросы, лучше б проводил нас к коменданту гарнизона!

— Вяжи их, братцы! — закричал старый кнехт, и на всадников сзади набросили тяжелую сеть, сплетенную из толстых просмоленных веревок.

Каэрдэн тут же схватился за меч, а Игнатиус сложил пальцы для боевого заклятья, но две рогатины сбросили всадников на землю и тяжелые дубины опустились на их затылки, лишив рыцаря и мага сознания.

Очнулся Каэрдэн в темном и сыром погребе, связанный по рукам и ногам.

— Игнатиус, вы здесь? — шепотом спрашивает Каэрдэн.

А вместо ответа рыцарь услышал только возмущенное мычание, и догадался, что магу заткнули в рот кляп — чтобы не колдовал.

— Я теперь знаю, почему отсюда никто не возвращался, — гневно восклицает Каэрдэн. — Проклятые кнехты! Гнусные горожане! Да как они посмели!

Тут открывается люк и в погреб начинают спускаться кнехты с факелами. Каэрдэн грозит им всем страшной расправой, но они поднимают его и Игнатиуса и прислоняют к стене. Вслед за кнехтами в погреб спустился пожилой рыцарь со значком коменданта гарнизона. Был он сед и благороден ликом, и жестом заставив замолчать Каэрдэна, спросил:

— Вы желали меня видеть?

— Да! — отвечает Каэрдэн. — И мы прискакали из столицы в эту глушь вовсе не затем, чтобы нас связали и избили! Извольте немедленно нас освободить — именем короля!

Комендант кивает, берет у одного из кнехтов факел и подносит пламя к груди Каэрдэна. Тот кричит от боли и осыпает всех проклятиями. Комендант меняется в лице, потом подносит факел к Игнатиусу, едва не подпалив колдуну бороду, а затем отбрасывает факел на землю и хватает себя за голову.

— Что вы натворили! — кричит он на своих кнехтов. — Развяжите их скорее!

Падают на землю куски веревки, и комендант ведет гостей к себе домой.

— Прошу покорнейше меня простить, — так молвит комендант, низко голову склоняя перед рыцарем и магом, — за та прискорбное недоразумение, что приключилось с вами.

— Нет, мы вас не извиняем, — отвечает Каэрдэн. — Какое вы имели право подвергать нас пыткам огнем, будто мы — еретики, не признающие Творца? Какие мы вам дали основания для того, чтоб нас связать и заключить в темницу? Такое никогда и никому я не спускал. Поэтому, коль вы не трус…

— То вы должны нам объяснить причины ваших действий, перебивает Каэрдэна маг.

— О, с удовольствием! — говорит комендант. — Я буду только рад поведать вам о тех кошмарах, что творятся в Форт-Саваже и земле Морасской.

И вот что рассказал комендант.

В Морасских топях обитало зло. Когда и откуда оно там появилось — никому не известно, но каждый Имболк, Белтейн, Лугназад и Самайн крестьяне отводили к местному друиду по корове. Друид приносил коров в жертву на своем нечестивом алтаре, и целых три луны можно было спокойно посылать детей на болота за брусникой, зная, что их не утащат кикиморы.

Так жили крестьяне Морассии не один век, и хоть тяжко им приходилось, но терпели они зло, ибо не было у них другого выхода.

А когда в столице началась Пурификация, и Адепты Истинной Магии вместе с монахами Всебезразличного Творца каленым железом выжгли скверну идолопоклонничества и изгнали из городов и окрестных лесов всех друидов и шаманов, волхвов и ведунов, а также злобствующих еретиков, то весь этот мерзкий сброд потянулся в Морассию.

Они, людишки пакостные и трусливые, нашли себе приют в непроходимых топях. Ведь край Морасский был тогда недосягаем для королевских кнехтов. Крестьяне же никак не могли остановить поток нечестивых пилигримов, и те все шли и шли… И заселяли топи.