Александр Ладейщиков - Кот баюн и чудь белоглазая

Перед Коттином стоял простоватый мужик — нечёсаный, в дырявых ботах — на северах лапти прижились далеко не везде. Аминта молча, кивнул — мужичок оторвал подкладку кафтана, показал секретный знак. Коттин приказал ему сесть за стол, велел принести кусок хлеба с брынзой, кувшин пива.

— Рассказывай, что там творится! — произнёс бывший Кот, когда они остались втроём

— Боярин, — произнёс пригляда, — дела обстоят так. Весь город, кроме заречья, выгорел дотла — народу погибло много, а также скота, рабов, товаров — огромное количество. Люди ночью бежали к реке, многих подавили, многие утонули. Царь Горох и все бояре погибли — сгорели во дворце… в огне.

— Говори, говори, нам это уже ведомо…

— В огне, — повторил мужичок и удивлённо посмотрел на Коттина. — Однако часть народа спаслась — у них теперь главным посадник Гостомысл. Князем-то его никак нельзя — кровь не та, а царской, или иной древней крови не осталось.

— Значит, вот они, как решили — посадника… Кого в князья пророчат?

— Пока не ясно. Гостомысл собрал вокруг себя богатейших купцов — они кричат, что пусть будет торговая республика. А князя призовут — если война или ещё что.

— Магистрат завели? В Ганзу перекинуться хотят, что ли?

— Нет, Боярин… Они на другом берегу Волхова заложили стены нового города… больше прежнего…

— Словенск воскрес?

— Нет, господин, вы не поняли. Они назвали его Новый Город… Новгород. И даже — Господин Великий Новгород. И хотят жить сами по себе…

— Много хотят… что ещё?

— Вы сами и сказали — много хотят. Пока они орали и посадника сажали — в город пришёл малый отряд с Ладоги.

— Варяги вернулись?

— Ну а как же! Русы пришли с товарами — металлы, ткани, продукты. Всё под охраной, и цены невелики. Их приняли с радостью, своя-то дружина погибла полностью… почти.

— Аминта, выдай этому человеку три ногаты. Пусть пока отдыхает.

— Благодарю господин! Да, ещё говорят, что ночью видели огнедышащего Горыныча, что сжёг дворец. А среди углей нашли много костей волков и чудовищ.

— Эти сказки мы тоже слышали, куда уж без драконов и оборотней. Всё, иди!

— Коттин, скоро начнут возвращаться гонцы. А там и народ потянется. Пора ставить шатры за городом — для ополчения, — промолвил Аминта, когда человек вышел из избы.

— Сам, сам, Аминта. У меня голова пухнет. Однако, всё складывается в нашу пользу. У них нет военного вождя! Скоро придёт оружие. Стальные мечи…

Со всех сторон подтягивались мужики — по всей великой Перми прошёл слух о сказочных благах для тех, кто будет участвовать в походе на словен — про лошадей, служанок, серебро. Деревенские памы сломали головы, как удержать мужиков дома — воевать желали поголовно все. Наконец, изобрели формулу: «от двадцати до сорока, если не единственный сын, не более двух мужчин от дома». Постепенно лагерь заполнялся. Пам Коттин лично обходил шатры, говорил с людьми, наблюдал за подготовкой будущих дружин.

— Как ты его копьём тычешь, — иногда слышался его горестный вопль. — Так только бабу на сеновале…

В ответ раздавалось бубнение непутёвого бойца, звонкий голос десятника, с утроенной силой принимавшегося гонять будущего воина.

Постепенно вокруг Коттина, помимо Аминты, боярина Скальда, сложился круг соратников — из молодых сотников, пары чудских купцов, стариков-ветеранов из простых дружинников. Как-то раз, обходя лагерь, Коттин узрел, как толпа ополченцев, стоя на коленях и весело скалясь, вдруг с уханьем выпрыгивает вперёд — среди воинов явно шло какое-то соревнование.

— Новое игрище? — спросил любопытный древний странник, ныне просто Первый. — Соревнования полезны для здоровья!

— Ещё как полезны! — с гордостью отвечал Аминта. — Прыжки с колен — национальная забава! На колени — а потом прыг! На колени — а потом прыг! Тем и крепки, Коттин!

Бывший Кот остался доволен войском — он приказал десятникам подготовить телеги, коней, провести смотр на наличие болезней, одежды, обуви, оружия и провианта. В Новый Белозерск, который вскоре стал просто Белозерском, откуда-то с востока прибыла известная повозка с огромной бочкой и множеством мелких бочонков и крынок. Все поняли, что поход на носу. Всех, от мальчика до почтенного отца семейства, охватило радостное предвкушение — когда дрожат руки, когда всех закидаем шапками, а жене — жди меня и я вернусь!

Выступить решили в пять утра — чтоб без лишних слёз, но, как всегда, пока разобрались в колонну, пока собрали обоз, наступил полдень. Наскоро перекусив, прямо из домашнего, завёрнутого в платки и тряпки, помолились в небеса, поохали, воодушевились неземным сиянием меча Первого, как его было велено величать — и медленно потопали. В лаптях, ботах, сапогах, кожаных тапках с завязками — совсем, как даки на римлян, тысячу лет тому назад. От скуки сложили и пели походную песню: