Ольга Погожева - Я стану твоим врагом

Лишь авторитет Синего барона позволил Марион остаться в войске. Более того — его авторитет заглушил сплетни и слухи, которыми оброс их скоропалительный брак, брак дворянина и простолюдинки. В иное время после подобного скандала род Синих баронов был бы навсегда изгнан со двора, но в этот раз случилось исключение. Марион сумела защитить императрицу от нападения там, куда не посмели следовать за ней её верные телохранители — и с этого момента, заглушенного уже авторитетом императрицы, началась военная карьера леди Марион, Синей баронессы Аверона.

В мирное время Марион сопровождала императрицу при дворе, находясь при ней как личный телохранитель и — поневоле — единственная помощница, способная выслушать самые деликатные, самые неприятные просьбы. В военное время Марион следовала за мужем, выступая вместе с ним впереди войска, находясь рядом в самых ожесточенных, самых кровавых боях, прикрывая спину и не пропуская ни единого противника мимо себя. Подобно львице, она сражалась за свою семью и свое счастье.

Не секрет, что Магнус любил черноволосую воительницу больше и со страстью, которой никогда не выдавала в себе сама Марион. Она прекрасно понимала, что ей безумно повезло в жизни, и Синий барон — гарант её покоя, её безопасности, всей её жизни. Решительный, уверенный и трогательно влюбленный в неё дворянин вызывал в ней поначалу теплоту и симпатию, но с годами, с рождением сына симпатия переросла в крепкую родственную связь, в тихую признательность за семейное счастье и лишенную невзгод жизнь, в теплую, как огонь камина, любовь. Магнус и Михаэль стали тем смыслом для закаленной дворцовыми интригами и частыми походами воительницы, который позволял ей с улыбкой думать о будущем и переживать каждый бой, зная, что есть те, кто её любят и ждут.

— Езжай к шатру, — велел командующий, отпуская её руку. — Езжай. Я буду скоро.

— Я буду ждать, Магнус, — леди Марион протянула руку, провела ладонью по давно небритому, заросшему густой бородой лицу. Седина уже пробивалась у командующего Аверона, но он казался ей по-прежнему красивым, как в тот самый день, когда она впервые увидела его горящие восторгом глаза. — Не оставляй меня надолго одну.

Мужчина качнул головой, оглядывая закованную в латы жену. Шлем скрывал стянутые в пучок волосы, оставляя открытыми только обветренные губы, и глухие темные глаза, взгляд которых даже сейчас, в момент их близости, казался твердым и жестким. Никогда он так не хотел обнять её, как сейчас, никогда, даже в их первую брачную ночь.

— Я никогда не оставлю тебя, Марион. Верь мне. Никогда.

На поле брани стоял великий стон, в котором терялся звон оружия, всхрипы обезумевших животных, влажные чавкающие звуки, когда меч или копье встречались с плотью, и бесконечный гул тысяч голосов, воющих, кричащих, ненавидящих и взывающих.

Марион откинулась назад, на спину своего скакуна, увернувшись от разящего копья, дернула поводья, заставляя коня развернуться следом, двинула ребром щита в круп чужого скакуна. Конь взревел, становясь на дыбы, и женщина дала шпоры, поднырнув под раскрывшегося врага. Длинный режущий удар, от подмышки до бедра, а затем наотмашь по вздрогнувшей спине… Каждое движение отдавалось болью. Тело, уставшее, отяжелевшее от долгой битвы и собственных лат, подчинялось неохотно, болезненно реагируя на каждое сокращение точно судорогой сведенных мышц, — но подчинялось, подчинялось. За годы сражений, тренировок и наполненной ежедневными заговорами и опасностями жизни Марион поняла единственную вещь: расслаблять нельзя. Сожрут противники или подведет собственное тело, почуявшее близость очага — и вот тогда наступит конец. Ни одного лишнего движения, ни одного слова или крика, ничего, что могло бы отвлечь от цели…

Им не победить в этой битве. Валлийцы хуже подготовлены и истощены, но обладали той звериной волей к победе, той хищной силой, которая не давала сломить их вот уже много сотен лет. Ранее бывшие всего лишь одной из провинций Аверона, свободолюбивые и дикие народы Валлии объединились, чтобы почувствовать вкус свободы от чужого протектората — и уступать столь тяжко вырванную независимую жизнь не собирались. Но и валлийцам тяжело давалась битва. Марион казалось, не раз и не два, что они умрут здесь все до единого — и войска императрицы, и королевское войско Валлии.

Свистнула стрела — у самого уха. Ещё и ещё одна — и Марион крутанулась в седле, выискивая стрелка. Метили прицельно — либо в неё, ведь на её шлеме была особая императорская печать и синяя лента, либо в Магнуса, сражавшегося впереди своего войска. На миг их взгляды встретились — Марион и чужого лучника — а затем острая боль в плече и удар, сбросивший её с коня…