Роберт Холдсток - Поверженные правители

И ярость отхлынула. Я огляделся. То были не речная долина и не горные склоны, где Ясон много жизней назад заманил Дедала в ловушку. Мы оказались в Греческой земле. Внизу под нами простиралась долина Додонского оракула. У моих ног лежало разбитое в кровь существо. Мастер не шевелился, словно ждал, что я нанесу удар, на который он сможет достойно ответить. Далее у ручья Ясон пятился перед своим первенцем, Тезокором-Быкоборцем, перед человеком, получившим имя Царя Убийц.

— Что я вижу? — вырвалось у меня.

— Маленькая месть, прежде чем я найду способ вернуться домой.

Я уронил камень. Мне было стыдно. Я не мог понять, откуда взялась внезапная вспышка ярости и почему этот получеловек-полумашина позволил мне избить себя. Быть может, он знал, что я оплакиваю уход давней подруги, превратившейся в беспощадного врага. Я взглянул на Дедала. Он не получал удовольствия от происходящего. Он, скорее, ждал, как развернутся события.

И в третий раз я ощутил его смятение. И кое-что еще: страх.

Я отошел от него, по созданной чарами земле стал спускаться туда, где отец и сын стояли лицом к лицу, по обычаю Греческой земли, и не могли пока решить, кому начинать бой. Каждый припал на левое колено, положив правую руку на рукоять меча и расслабив пальцы, не обхватившие еще обвитую кожей кость, не выдернувшие клинков из ножен для первого удара.

Приблизившись, я расслышал голоса. Говорил сын:

— Я думал, что убил тебя в Додоне. То было после великого похода на опустевшие Дельфы, когда кельтское воинство рассеялось в смятении.

Отец и сын отыскали друг друга в другой долине другого оракула, и встреча их отнюдь не была теплой.

— Я живучий, — осторожно отозвался Ясон. — Вижу, ты унаследовал то же свойство. Если только шрамы у тебя на лице и руках не для украшения.

— Моя жизнь была короткой, но далеко не легкой. Все это ни к чему. Мой клинок вошел глубоко.

— Недостаточно глубоко. Хотя он меня ранил. Я просто хотел найти вас — тебя и твоего брата. Своих сыновей от Медеи.

— Я не поверил тебе тогда. Почему ты ждешь, что поверю теперь?

Усмешка Ясона вышла мрачной.

— На это я не сумею ответить. Я лишь мечтал о последнем плавании на Арго и чтобы Тезокор плыл со мной. И прыгал через быка, если ему вздумается.

— Я больше не помню этого имени. Я Оргеторикс.

— И все-таки мой сын, как бы тебя ни звали.

— А Кинос? Что с братом?

— Мертв. Скажу прямо — он не был похож на тебя. У него был чудный разум, дивное воображение, но душевных сил у него не хватало, чтобы убивать — тем более царей. Он был сломлен с того дня, когда впервые научился думать. Его сломали мысли, сломали видения. Помнишь, мы звали его Маленьким Сновидцем? Он погиб в Ином Мире, созданном собственным воображением. И даже мать была не в силах помочь ему.

Тезокор наклонился и потрогал пальцами мокрую землю у ручья. Он тяжело дышал, и я заметил, что он дрожит, касаясь одной рукой земли, а другой — меча. Он поднял глаза на Ясона: лицо его окаменело, и он сразу резко постарел.

— Расскажи мне о матери. Я видел ее совсем недавно, но она была лишь призраком. Ты убил ее?

— Нет.

— Тогда кто ее убил?

— Время ее убило, — без промедления ответил Ясон. — И ты. И Кинос. И я. А также те места и времена, события и обстоятельства, где не было ни вас, ни меня. Она прожила долгую жизнь. Я был лишь волнением в ее груди, мгновенной вспышкой желания и тепла. Больше времени она уделила тому, кого ты зовешь Мерлином. Она была Мерлину сестрой — теперь я это знаю. И оба они старше лесов.

— Я не его сын.

— Нет, не его.

— У нее были дети от других мужчин?

— Я не догадался ее спросить.

— И все же! Выкладывай начистоту. Я — твой сын. Медея — моя мать. Была моей матерью. Я создан тобой. Я должен жить и в свое время умереть так, как и предопределено.

— Да, должен. А теперь у меня вопрос к тебе…

— Спрашивай.

— О жизни, которую тебе осталась прожить, о сроке, который больше отпущенного мне. По крайней мере, я на это надеюсь, хотя твои шрамы и несдержанность внушают мне опасения…

— Что с этой жизнью?

— Проживешь ты ее в гневе или без гнева, с любовью или с мечтой о мести? Я изменил твоей матери. Не отрицаю. Я дорого заплатил за это. Ты не знаешь, как дорого, потому что едва я заговорил с тобой, как из брюха у меня хлынула кровь, а кишки были выпущены наружу — твоим ножом. Все это уже не важно. Передо мной новые дороги, короткие дороги, но если я сумею теперь отыскать тех богов, что когда-то давали мне силу и решимость жить так, как только и стоит жить…